– Мыльце специально по размеру для Печеньки, – отпускает замечание Джош, забирая у меня упаковку и вскрывая ее зубами. Выдавливает из нее мыльную монетку и держит, зажав между большим и указательным пальцем.

– Я собираюсь насладиться этим.

Я так заворожена тем, как по его бархатистой золотой коже струится вода, что несколько минут способна только созерцать, язык вываливается из уголка рта, как у голодной собаки. Вода находит себе русла между мышцами Джоша, а потом заливает сплошным потоком плоские поверхности.

Легкая волосяная поросль появляется в центре его груди, веерами расходится к соскам и тонкой линией спускается к пупку. После бомбардировки миллионом рекламных плакатов с изображением великолепных красавцев в нижнем белье я почти забыла, что у мужчин бывает растительность на теле. Скольжу взглядом вслед за потоком воды, вот волосы становятся гуще, вот впечатляющий выступ его возбужденного члена. Мокрого. Красиво перевитого венами. Этого достаточно, чтобы я ощутила слабость в коленях. Он был во мне. Мне нужно это снова. Столько раз, что не сосчитать.

– Ты… – Я качаю головой.

Приходится закрыть глаза. Иначе не вспомнить, как говорят по-английски. Это слишком. Не может быть, чтобы я заполучила это огромное золотое создание в стеклянную кабинку душа в отеле и сейчас он смотрит на меня. Как же я люблю его глаза!

– О нет, я ужасен, – шепчет он с насмешливым трагизмом в голосе, и я чувствую, как кусочек мыла прикасается к моей ключице, начинает выписывать мелкие завитки, сначала липкий, потом скользкий.

– Мой личный тренер был уверен, что такая маскировка помогает в общении с женщинами. Какая глупая трата времени и сил.

Я с трудом разлепляю глаза. Вероятно, у меня такой вид, будто я только что вывалилась из опиумной курильни, потому что Джош смеется.

Прижимаю палец к складке, очерчивающей улыбку, на его щеке.

– Ты великолепен. Красив. Я не могу тебе верить.

Пячусь назад, пока не упираюсь спиной в кафельную стену, чтобы лучше видеть его, и теперь наступает черед Джоша рассмотреть меня дюйм за дюймом. Руки болят от волевых усилий, которые я предпринимаю, чтобы не прикрывать себя ими. В сравнении с совершенной мускулатурой Джоша мое тело выглядит дряблым. Глаза его темнеют, когда он окидывает меня взглядом с головы до ног.

– Выбирайся оттуда, – едва слышно произносит он и протягивает мне руку. Я берусь за нее.

Что за способ начать день! Мыться в душе с моим коллегой и воздаянием.

Как только мысль оформляется, я понимаю, насколько она устарела. Невозможно продолжать лгать себе. Джош оттаскивает меня от леденящего кафеля и подставляет под водяные струйки, предварительно проверив температуру. Потом обхватывает сзади руками и баюкает, иначе это не назовешь. Я крепче прижимаюсь ягодицами к его выдающейся части, чтобы услышать стон.

– Как у тебя настроение? Никаких странностей? Не хочется взбрыкнуть? – Он проводит мыльным кружком по моей груди, опускаясь ниже вдоль ребер. Берет мою руку, чтобы рассмотреть ее, и мы сравниваем размеры ладоней.

– Нет, все в порядке. Почему нам не приходится переживать насчет твоих странностей? Большинство девушек беспокоятся, как бы их парни не выдумали какую-нибудь раннюю тренировку как повод сбежать. В нашем случае такой вариант исключать нельзя.

– Я уже давно приготовился к такому повороту событий, гораздо раньше тебя, – говорит Джош. Он будто понимает, что я не хочу мочить волосы, и немного разворачивает нас. Его скользкие руки гладят мои бедра.

– Ох.

– Да.

– Как давно?

– Очень давно.

– Надо же, я и подумать не могла.

– Я очень скрытный. – Джош доволен собой, слегка.

Я забираю у него мыльце, которое уж очень быстро превращается в полупрозрачный лепесток. Прилепляю его к ладони, это служит хорошим предлогом, чтобы пошарить по телу Джоша, пока он слизывает языком капли с моей щеки.

Мы смотрим друг на друга, нос к носу, глаза полузакрыты, и все вокруг начинает вращаться. За пределами нашего водяного колокола – холодный воздух, но под струями воды нам становится жарче и жарче. Наконец мне уже кажется, что я покрываюсь испариной. Это все поцелуй.

Минуты и часы тают без следа, когда я целую Джошуа Темплмана. Нет ни солнца, восходящего на небосвод, ни неуклонно пустеющего бака с горячей водой, ни времени, когда надо освобождать номер. Джош не спешит. Он редкий мужчина, достигает почти невозможного. Он целует меня в настоящем времени, здесь и сейчас.

В прошлом при близких контактах с мужчинами мне всегда было трудно отключить мозг. Но здесь остаемся только мы, ничего больше. Наши губы улавливают ритм, легкое покачивание маятника, который двигается по мягкой дуге, снова и снова, пока в мире не остается для меня ничего больше, кроме наших тел, обливаемых водой, которая заново напитает облака.

Из-за Джоша слова вроде «интимность» становятся недостаточными. Может быть, это от того, как он большим пальцем приподнимает мой подбородок, остальные пальцы при этом заведены за ухо и прячутся в волосах. Я пытаюсь набрать в грудь воздуха, и он вдыхает его в меня. Моя голова клонится на сторону, сонно-тяжелая, и Джош берет в ладони мое лицо. Я смотрю на него, и внутри меня происходит взрыв эмоций космического масштаба. Думаю, он видит это по моим глазам, потому что улыбается.

Я вспоминаю, какие большие у него руки, как они прикасаются к моему телу, как скользят по моим ребрам, как уютно ложаться мои груди в его ладони. Когда я уже не могу больше выносить это, он поворачивает меня к стене, и его пальцы распластываются крыльями на моих лопатках.

Ногти мягко скребут спину, и он шепчет, уткнувшись мне в шею.

Говорит, что я прекрасна. Самая вкусная клубничная печенька. Я так приятна на вкус, что он не выпускал бы меня изо рта никогда. И он хочет, чтобы я была уверена, абсолютно уверена, прежде чем приму решение относительно нас.

Он слизывает воду с моих плеч и кладет широкую ладонь между моих бедер. Чувствую, как моя нога непроизвольно отодвигается в сторону на дюйм. На два. Я дрожу, он обхватывает меня сзади рукой за шею.

При первом прикосновении его пальца я слышу эхо стона, который издаю сама. Он начинает теснее прижимать меня к себе с каждым мягким кружком, который рисует внутри. В ответ я завожу руки за спину и ловлю его. Наш совместный стон отражается от кафельных стен, порождая пещерное, вибрирующее эхо.

– Отдайся мне, – шепчет Джош.

Я повторяю ему то же. Вокруг меня нет ничего, кроме горячих, влажных мышц, его губы теребят мочку моего уха, мощный член бьется в моей несоразмерно маленькой руке. Джошу, кажется, до этого нет дела. Он, вообще-то, начинает стонать.

У меня свои проблемы. Например, я пытаюсь не производить слишком много шума, чтобы нас не услышали снаружи. Это на удивление трудно, учитывая небесно-прекрасный массаж, который он мне делает.