Но это был не Сережа. Мальчик задержался. Леонид Сергеевич лег на тахту и теперь уже сердился на утекающее время. Он боялся, что не успеет осуществить план, который возник во время разговора по телефону. Сережу с товарищем надо было отвести в кино, и тогда Леонид Сергеевич получал свободу на полтора часа.

Мальчики пришли чинные, серьезные. Свиридов очень изображал понимание. В передней он даже порывался поддержать Сережу под локоток. Но очень скоро из Сережиной комнаты стало доноситься пыхтенье, приглушенные удары, что-то упало. Это дало возможность Леониду Сергеевичу открыть дверь и уличить сына и Свиридова в самой обыкновенной полушутливой-полусерьезной драке, которую они убежденно считали упражнениями по самбо.

— Я вижу, вам нужна разрядка, — сказал Леонид Сергеевич, в этот миг уверенный в искренности своих слов. — Не пойти ли вам, ребята, в кино?

Сережа воспринял слова отца как горький упрек, сжался и покраснел.

— Нет, я вполне серьезно, — заторопился Леонид Сергеевич, — я бы вас проводил. И мне надо, кстати, на часок по делам.

— Меня бабушка ни за что не отпустит, — сказал Свиридов.

— Почему она такая неуступчивая?

— У нее ответственность, — серьезно сказал Свиридов. — И еще гипертония.

— Его родители в Аргентину уехали, — пояснил Сережа, — на шесть месяцев.

— А может, уговорим бабушку?

— Может быть, — неуверенно протянул Свиридов.

Бабушка была еще совсем не старая, розовая и очень интеллигентная. Дверь она открыла не сразу — допытывалась, с кем пришел Кока. Выслушав просьбу Леонида Сергеевича, спросила:

— Вы с Петром Владимировичем знакомы?

— Простите, с кем?

— С моим зятем. Нет? Это, к сожалению, меняет дело. Я не могу отпустить ребенка с незнакомым. Его родители командированы в Аргентину. На большую работу. В случае чего, они, конечно, прилетят, но оттуда билет на самолет стоит семьсот рублей. Так что…

— Зачем же такие крайности? — сказал Леонид Сергеевич. — Живем в одном доме, я ребят отведу и приведу.

— Моя мама с его мамой знакома, — вмешался Свиридов, — они один раз в очереди за арбузами стояли и разговаривали.

— Дети не перебивают взрослых, — сказала бабушка. — А потом, у тебя еще уроки. Вы представляете себе, какая на мне ответственность? И здоровье, и успехи, и поведение. Я не могу разрешить ему идти в кино.

— Ну что ж, простите, — Леонид Сергеевич чувствовал себя отвратительно.

К тому же Свиридов вдруг громко и горько заревел крупными, чистыми слезами.

— Замолчи сейчас же! — безуспешно приказала бабушка. — Видите, как неделикатно с вашей стороны, пришли и взволновали ребенка.

— У него мама ногу сломала, — отчаянно взывал Свиридов.

— Еще раз простите, — сказал Леонид Сергеевич, — я понимаю, что виноват, но я не думал…

— Ах, оставьте, — бабушка недовольно отстранила рукой его извинения и закрыла дверь.

Она очень раздосадовала Леонида Сергеевича. На какое-то время он ощутил полную душевную растерянность. Но рядом был Сережа, и отец должен был найти достойный тон.

— Действительно несговорчивая бабушка…

— Ты иди, папа, — тихо сказал мальчик, — ты иди куда тебе нужно. Я совсем не боюсь оставаться один.

Леонид Сергеевич набирался духа, чтобы произнести: «Ну и мне не так уж обязательно» — или что-нибудь в этом роде, но не успел, потому что между ним и Сережей вклинился запыхавшийся Свиридов. Его разгоряченное от слез лицо выражало полное удовлетворение.

— Отпустила, — сказал он деловито, — только просит, чтоб вы на наши окна посмотрели.

Они посмотрели на освещенные окна третьего этажа, где женский силуэт изящно взмахивал платочком.

— Она извиняется, — разъяснил Свиридов, — и еще говорит, чтоб вы ей помахали.

Леонид Сергеевич чувствовал себя больше чем обиженным — оскорбленным. Его никогда не выставляли за дверь. Но он превозмог желание повернуться спиной к дому и увести мальчиков без всякого приветственного жеста. В нем победил человек, которому всегда хотелось, чтобы люди вокруг него были счастливы или, во всяком случае, спокойны. Он тоже помахал бабушке, которая пыталась своим платочком что-то сигнализировать.

— Она говорит, чтоб мы в девять обязательно были дома, — расшифровал Свиридов, — а то у нее давление повысится.

«Ну и пес с ней, пусть повысится», — мстительно подумал Леонид Сергеевич.

Теперь, когда они несколько задержались, у него был предлог отвести мальчиков в кино, где показывали только мультфильмы и пускали в зал не по сеансам, а в промежутках между короткими картинами. Он завел их в фойе, купил им в буфете мороженого и ирисок «Золотой ключик».

После сеанса ребята должны были ждать его у кассы.

— Вот еще, — недовольно сказал Сережа.

Но отец настаивал и только «на всякий случай» разрешил, после пятнадцати минут ожидания, отправляться прямо в метро и домой.

9

Теперь Леонид Сергеевич мог пойти к Валюше и сказать ей, что между ними все должно быть кончено.

И по дороге он несколько раз чувствовал облегчение оттого, что в дальнейшем ему не придется ни о чем молчать и останется у него один дом, как у всех людей. Снова в его жизни будет все просто и ясно.

Леонид Сергеевич уговаривал себя укрепиться в этом решении, но когда представлял Валюшу и сознавал, что она будет жить отдельно от него, сразу исчезали все благоразумные доводы и наваливалась тяжкая тоска.

Лифт был занят, и он побежал на пятый этаж, не то для того чтобы ускорить, не то для того чтобы отдалить эту встречу. Надо было все сказать ей в первую же минуту и сразу уйти. Она поймет.

Их отношения приносили ей только потери. Валюше пришлось оставить работу в геологическом управлении. «Производственный роман» в тайне сохранить нельзя. Сослуживцы все заметили и утвердили раньше, чем они сами определили свои отношения.

На каком-то юбилейном вечере, куда традиция обязывала сотрудников являться с женами, Зою познакомили с Валюшей. Интерес к этой встрече двух женщин висел в воздухе ощутимый, как туман.

Дома Зоя сказала как бы между прочим:

— В общем, эта Валюша даже ничего. Только похожа на заспиртованного недоноска. Такого, знаешь, с большими глазами во лбу.

Это было особенно зло, потому что в какой-то тысячной доле верно. Тогда еще ничего решающего не произошло, кроме необходимости и радости видеть Валюшу каждый день. Бороться с этим Леонид Сергеевич уже не мог.

Они и не боролись. Валюша жила в большой коммунальной квартире, где ее помнили еще ребенком, любили и опекали. Вначале это очень осложняло и без того нелегкое положение Леонида Сергеевича. К нему относились недоброжелательно. Особенно бушевал дядя Филипп, мастер одного из номерных заводов. Один раз он просто захлопнул перед Леонидом Сергеевичем входную дверь. Другой раз, выпив для храбрости, кричал на кухне об аморальных женатых людях. Отважная Валюша,