– Мы ежедневно выезжаем к реке, где солдаты мурпазы Эльдерсая пытаются переправить на наш берег Черный Камень – Каиппу. Если им это удастся, вся разрушающая мощь Хиввы вырвется наружу, и тогда ее не сдержать никакими легионами. По моим сведениям, камень весьма велик и для его переправки нужно ставить хорошую переправу, но вот навести ее мы Эльдерсаю не даем, вынуждая самому принять бой на выгодных для нас позициях тут неподалеку – на трех холмах. Потом, если ему повезет, мы отойдем в крепость и продолжим сопротивление.

– А почему нельзя поставить переправу в другом месте?

– Здесь единственное место, где Куиппа может пересечь реку, в других местах вода этот камень обязательно поглотит. Поэтому и стоит Арум на этом месте с незапамятных времен, запирая Куиппе вход на наш берег.

– А как же калхинуды, господин барон? Эти чудовища летают где хотят.

– Нет, не где хотят, они ненадолго залетают на этот берег и с рассветом спешат вернуться.

– Мы видели, как одна из них кружила у горизонта.

– Может быть, но днем они не опасны – при свете солнца они слепы.

– Господин барон, почему же Эльдерсай медлит, ведь у него численное преимущество? – спросил сэр Хендрикс. Его доспехи были наклепаны на новый жилет из бычьей кожи и слегка поскрипывали.

– У Эльдерсая двадцать тысяч, почти все это – кавалерия, однако он хитер и желает убрать нас руками Хиввы, а самому со свежим войском двинуться на разграбление севера. У нас едва набирается пять тысяч, но в основном это проверенные воины, и каждый может взять на себя троих, а то и пятерых туранов. Мы не прочь столкнуться с ними, однако он до сих пор избегал этого.

– Почему же теперь решился?

– Разведка докладывает, что туранский хан Шарындасай недоволен его действиями и послал другого мурпазу заменить Эльдерсая. Вот он и решил отличиться, дескать, победителей не судят. Это и нам на руку, мы изнемогаем в ночных схватках с чудовищами, сейчас стали опытнее, но поначалу пытались рубить их мечами, оттого и гибли.

– Как это так – рубить и гибнуть?

– Сюда проникают лишари и убуйны, так называли их жившие на реке лекари-травники. От них я много узнал, ведь моя служба в Аруме, с небольшими перерывами, длится уже двенадцать лет.

Барон улыбнулся каким-то далеким воспоминаниям. Видно, не всегда в Аруме жизнь была безрадостной.

– Лишари – это чудовища из Хиввы, у них черная кровь, они сильны и выносливы, их ладони похожи на рачьи клещи, подкопы и разборка стен – это их работа. Лишарь проворен, но не более чем человек, его можно зарубить хорошим ударом – панцирь его крепок, но от доброго меча не спасет. Правда, сталь от его крови чернеет, но ее можно поправить утренней росой.

Фон Крисп кивнул: точно таким способом слуга Корнелий исправил его собственный меч, после того как капитан зарубил им эртадонта.

– А вот убуйны опаснее, они мельче, не больше собаки среднего размера. В свете факела выглядят зеленоватыми и студенисто-прозрачными, такого так и хочется разнести хорошим ударом. И разносили, однако зеленая кровь убуйнов очень едкая, сталь сжигает так, что меч потом никуда не годится, но самое главное – воздух от этой крови делается ядовитым. Если разрубить убуйна в помещении, через час живых уже не останется, поэтому выход один – жечь их огнем.

– Как будто просто, – заметил сэр Хендрикс.

– Убуйны имеют сил на один-единственный бросок, вцепляются в жертву своими шестью крючковатыми лапами и вонзают в него полый стилет, чтобы впрыснуть яд. Потом через него же высасывают человека изнутри, оставляя лишь тонкую, будто нарочно выделанную кожу.

– Как паук с мухой?

– Вот именно.

– Откуда же они берутся?

– Лишари приводят их из нижних миров, они их проводники.

– Да где же смыкаются эти миры? – удивился фон Крисп.

– В кольце гор, зовущемся Хиввой.

– Господин барон, я хотел спросить о карсаматах… – произнес фон Крисп. – Они не могут вмешаться или в открытую перейти на сторону туранского мурпазы?

– Карсаматам мы уже преподали здесь несколько уроков, и засады были, и загоны. Они потеряли не одну сотню всадников и на время ушли в тень, им тоже хочется свалить нас чужими руками, и они ждут туранов.

Во дворе прозвучал гонг. Барон поднялся, поднялись сэр Хендрикс и фон Крисп.

– Это сигнал на ужин. Больше мы сегодня не увидимся, после ужина здесь прячутся, а часовые укрываются на башнях. До завтра, господа.

Ужин был обильным, давно невольники не ели ничего столь вкусного и питательного. Сначала им дали разваренный рис с медом на топленом масле, потом жирный сыр – кто сколько съест.

Некоторые съели много и того и другого, а когда поднялись в казарму и заложили лестницу каменной плитой, начались хождения в туалет – в каморку, где стоял большой медный таз.

От частого снования туда и обратно запах отхожего места распространился по всей казарме, на тех, кто объелся, стали ругаться, однако находившийся здесь же сержант Уэйт лежал на соломенном матрасе и не обращал на ссору внимания. Он смотрел на дрожащее пламя свечей и поигрывал дубинкой одного из защитников, ему предстояло не спать, следя за тем, как будут нести караульную службу новички.

Питеру, Крафту, Спиросу и Густаву повезло: они не попали в караул и имели возможность выспаться. Свое оружие, как и все остальные, сложили в проходе, а обмундирование повесили на специальные деревянные распорки, имевшиеся на всех топчанах.

– Ну и как вам это нравится? – спросил Густав, он притащил с собой в казарму несколько сухарей, однако съесть их решил, когда все уснут.

– Жратва хорошая, – погладив брюхо, сказал Крафт.

– А мне очень мундир понравился, – признался Питер, погладив пахнущее мышами тонкое сукно. Размер был велик, но Питер все равно был доволен. Покажись он в таком виде в Гудбурге, девушки своим вниманием его бы не обошли. Последнее время он часто думал о девушках, так повлияла на него встреча с пышнотелой ворожеей.

– А вот интересно, море отсюда далеко? – снова спросил Густав.

– До моря полтора дня ходу, – ответил Спирос. – Увижу ли я его когда-нибудь…

– Увидишь, конечно, вот разобьем туранов – и дадут нам вольную, тогда съездим к тебе на остров, – заверил Питер.

– А у тебя там кто-то остался? – спросил Крафт.

– Сестра.

Беседа шла ни о чем, Питер пригрелся и под дрожание слабого пламени свечей незаметно для себя уснул.

Проснулся он от какого-то гула и, открыв глаза, поначалу ничего не понял. Он находился в той же казарме, только топчаны его товарищей были пусты. Оглядевшись, он увидел, что почти все невольники Первой роты стоят в проходе.

– Ну ты и силен спать, – остановившись рядом, усмехнулся Витас, он находился на дежурстве, поэтому был в мундире.