Джип тем временем уже был на улице, а из ворот начал выползать бесконечно длинный хозяйский лимузин – явно бронированный, если Глеб хоть что-то понимал в подобных вещах. Лимузин успел выехать на проезжую часть примерно до половины, когда никем не управляемый "мерседес", завывая, как демон, ненароком севший на распятие, с грохотом ударил его в бок строго под прямым углом.

Бронированный борт лишь слегка прогнулся, но удар припечатал лимузин к столбу ворот. Растерявшийся от неожиданности водитель резко ударил по тормозам, двигатель заглох. Обе передние двери лимузина распахнулись, и оттуда, на ходу выхватывая пистолеты, выскочили двое охранников. Уехавший вперед джип вернулся задним ходом, и его водитель выскочил на дорогу едва ли не раньше, чем машина остановилась. Водитель заднего джипа тоже поспешил на выручку, как и человек, охранявший ворота. Больше в машинах не было никого – что, собственно, и требовалось доказать. Весь этот кортеж, как и предполагал Глеб, был организован исключительно для отвода глаз.

Тихую улицу огласили гортанные вопли: обнаружив, что в машине нет водителя, охранники решили, что она набита взрывчаткой. Все, как по команде, упали на землю, накрыв руками головы. Это было воистину упоительное зрелище, но у Глеба не было времени им наслаждаться – хватало других забот.

Никем не замеченный, он перебежал тротуар и одним прыжком преодолел забор, мягко приземлившись на припорошенный снегом газон.

В небе над Лондоном сгущались ранние зимние сумерки; до Рождества оставалось меньше недели.

Микроавтобус стоял в небольшом запущенном гараже, ворота которого открывались в пустынный переулок. Переулок этот был узок, грязен и служил служебным проездом для мусоровозов и прочего муниципального транспорта, обслуживающего фешенебельный, застроенный особняками и виллами район. Стоявший в гараже микроавтобус использовался исключительно для хозяйственных нужд; эксплуатировали его не жалея, и потому вид его как нельзя лучше соответствовал грязному, замусоренному гаражу, где по углам громоздились кучи какого-то негодного, затянутого бурой мохнатой пылью хлама, а на полу валялись куски выпавшей из швов между плитами перекрытия штукатурки.

Дверца микроавтобуса со стороны водителя была открыта. Возле нее стоял Гамид, одетый в толстый китайский пуховик и вязаную шапочку. Его старательно отглаженные брюки и начищенные до блеска ботинки в сочетании с этим простоватым одеянием смотрелись довольно странно, но Гамида это, казалось, нисколько не смущало. Нетерпеливо посматривая то на часы, то на закрытые ворота гаража, он разговаривал по мобильному телефону – вернее, молчал и слушал то, что кричала ему в самое ухо серебристая трубка. Свободной рукой Гамид держал тяжелую семнадцатизарядную "беретту" – такую же, как та, что была у покойного Фаруха аль-Фаттаха, и примерно с такой же богатой и продолжительной трудовой биографией.

– Тем лучше, – сказал он, дослушав до конца. – Чем ты недоволен, уважаемый абу Саид? Оставь в этой крысиной норе часового, а сам вылезай наружу и займись охраной дома. Там, возле ворот, случилось что-то непонятное... Да, примерно то же, что и у тебя, только без жертв. Да, Салех, брат мой, я тоже ничего не понимаю. Надеюсь, нам удастся в этом разобраться. И, во имя Аллаха, не отвлекай меня по пустякам! Поверь, я сейчас занят не меньше, чем тогда, в Йемене. Ты помнишь Йемен? Да, я тоже... Да пребудет с тобой милость Всевышнего, уважаемый Салех абу Саид!

Прервав соединение, Гамид с огромным неудовольствием посмотрел на телефонный аппарат, как будто эта плоская серебристая игрушка была повинна во всех неприятностях. Лгать старому боевому товарищу, более того, другу было крайне неприятно. Но что еще он мог сказать своему заместителю? Что его доклад о взрывах в пустом тоннеле уже не имеет никакого значения? Что Гамиду безразлично, жив еще абу Саид со своими людьми или все они погибли в этом вонючем подземелье? Что он ни в чем не намерен разбираться и ничего не хочет выяснять? Аллах свидетель, Гамид мог бы, не дрогнув, сказать все это Салеху прямо в глаза, и тот, без сомнения, понял бы его правильно и не роптал, оставаясь прикрывать их с хозяином отход. Но говорить такие вещи по телефону в сложившейся ситуации было бы, мягко говоря, неразумно. Ложная атака из-под земли, ложная атака у ворот – все это вовсе не казалось Гамиду чьими-то глупыми шутками. Это были отвлекающие маневры, разведка боем – все что угодно, но только не безделица, на которую можно махнуть рукой. Начальник охраны никак не мог понять, какую именно цель преследовали эти обманные выпады, и от этого его беспокойство становилось сильнее с каждой минутой.

В последний раз взвесив телефон на ладони, Гамид вдруг со страшной силой швырнул его на бетонный пол и, как будто этого было мало, с хрустом придавил обломки каблуком. Теперь телефон уже не мог поведать ему об очередной неприятности, и, как ни глупо это было, Гамид испытал некоторое облегчение. При этом он прекрасно сознавал, что сходное чувство, по всей видимости, испытывает безмозглая птица страус, спрятавшая голову в песок.

А хозяин все не шел, и постепенно Гамидом овладела уверенность, что, пока они с абу Саидом сражаются с призраками, наверху, в кабинете, уже произошло что-то ужасное. Проклиная собственную глупость, он в нарушение полученного приказа выбежал из гаража и, миновав короткий служебный коридор, взбежал наверх по крутой боковой лестнице. Здесь, в коридоре, который вел к хозяйским апартаментам, Гамид столкнулся с одноглазым.

Господин, как всегда, был элегантен, подтянут и абсолютно спокоен, как будто собирался не бежать за тридевять земель, а провести вечер в престижном клубе для видных политиков и миллионеров. В руке у него Гамид заметил тонкий матерчатый портфель, где, без сомнения, находилась только рукопись книги, над которой хозяин работал в последнее время.

– Почему ты здесь? – строго спросил господин.

Вопрос был задан таким тоном, что бесстрашный Гамид непременно поджал бы хвост, если бы тот у него имелся.

– Я... – начал он, но хозяин остановил его коротким жестом обтянутой тонкой кожаной перчаткой ладони.

– Понимаю, – сказал он. – Ты беспокоился обо мне, ведь так?

Взгляд его здорового глаза остановился на пистолете, который Гамид все так же сжимал в руке.

– Да, – сказал Гамид, – я очень беспокоился. Происходит что-то непонятное. На дом произведено два ложных нападения, и при этом мои люди не видели никого и ничего, что можно было бы взять на мушку.

– Два нападения? – переспросил одноглазый, жестом предлагая охраннику продолжить разговор на ходу. – Мне известно только об одном.

– Второе произошло буквально десять минут назад, – сказал Гамид. Разговаривать с хозяином через плечо казалось ему невежливым, и он шел боком, вертя головой то вперед, по ходу движения, то назад, обращаясь к одноглазому. – Когда кортеж выезжал из ворот, какой-то "мерседес" врезался прямо в лимузин. Водителя в машине не оказалось. Руль был заблокирован, педаль газа выжата до упора и также заблокирована...