- Аминь, - крикнул я. - Бей, круши, пленных не брать!..

В сторонке промелькнул Азазель, кивнул мне, а из-за его спины выбежал Уриил с кровью на лице и в страшно иссеченных доспехах. Золотые волосы слиплись от крови, на меня уставился с восторгом и ужасом.

- Ваше Величество! - крикнул он потрясенным голосом. - Мы все еще… сражаемся?

- И ломим, - ответил я, - как солому. Как Михаил?

- Он изранен, - ответил он, - но его успели вынести… Можно я встану с вами рядом?

- Лучше с сэром Сигизмундом, - сказал я. - Он чист, а от меня такого наберетесь за секунду, всю жизнь заставят каяться и ступать лбом в звездно-полосатый пол.

Со стороны площади в холл вбежали, сильно хромая, с полдюжины ангелов, хотя может быть и демонов, сейчас уже трудно отличить друг от друга, я крикнул им через головы сражающихся:

- Думайте о хорошем, чистом и светлом! По праву победителей вы можете насиловать всех, кого застанете еще живыми. Разве это не главная цель любой войны?.. Насилие, лут и дроп. Сим по-бедиши!

Ангелы в растерянности переглядывались, очень уж я по-человечески радикален, однако, с другой стороны, раз уж они сейчас все в людском облике, то могут и поступать по человеческим военным законам: трое суток на разграбление, насилование и прочие сладостные бесчинства, самое главное воинское достижение, а все эти ордена и медали - потом, как память, кого и как бесчестил…

Уриил проговорил непривычным для архангела растерянным голосом:

- Сэр Ричард, командуйте. Из нас очень мало кто воевал, да и те что-то не любят вспоминать ту Первую Битву… потому ведите вы! Как человек, который не выпускает из руки острый меч, обагренный свежей кровью!

- Это да, - согласился я. - Вот не выпускаю, и все тут! С ним и спать ложусь, как Роланд с Дю-рандалью… За мной!

Из холла мы ворвались в тронный зал, где нас встретили, как я понимаю, главные мятежники, они же и лучшие бойцы. Бой снова вспыхнул злой, хаотичный, я чувствовал, что в самом деле дерусь с лучшими из лучших когда-либо живших воинов, лучших в искусстве владения оружием, хотя, судя по тому, что они в нижнем ярусе, они же одновременно и худшие из преступников.

Тамплиер и Сигизмунд стараются держаться ко мне ближе, обоим приходится предельно тяжко, хрипит уже и Сигизмунд, Тамплиера вообще качает от усталости, как дерево под сильным ветром.

Со всех сторон дикие крики, лязг, звон, грохот тяжелых ударов. Я не обращал внимая на вопли, но один болезненный вскрик за спиной показался странно знакомым.

Обернувшись резко, увидел падающую мне на руки Махлат, лицо бледное, в глазах боль. Она старалась улыбнуться, я охнул, увидев острие дротика, что высунуло острый клюв из ее груди.

Сигизмунд с криком прыгнул и рассек кончиком длинного меча голову той сволочи, что так умело метнула дротик мне в спину. Последние из уцелевших противников поспешно ринулись из зала, раз уж убить главного врага не удалось, Сигизмунд погнался за ними.

Азазель возник со мной рядом, бережно подхватил безвольное тело Махлат.

Я вскрикнул в горестной муке:

- Меня спасла женщина?.. Женщина заслонила от брошенного копья?.. И я стерплю такой позор?… И вообще… это что же, выходит… женщина… нет, я такое даже не выговорю!

Дротик всажен с огромной силой, хотя не нужно большой мощи, чтобы пробить хрупкое тело, защищенное только платьем. Я ухватился за древко, сейчас бы вытащить и вдохнуть в покидающее жизнь тело свою паладинскую мощь, однако у меня нет дара исцелять этих существ, светлых или темных.

Азазель сказал невеселым голосом:

- Оставь. В ее лице нет муки.

- Но почему, - крикнул я, - почему она вдруг?

- Она любила тебя, - произнес он тихо. - Сильно и безнадежно. Но не посмела признаться.

- Ты-то откуда знаешь? - спросил я горько.

- Лилит, - ответил он. - Лилит шепнула. Но ты не горюй. Все как бы хорошо. Махлат прощена. Нет выше подвига, чем жизнь за людей. По примеру Христа, что отдал жизнь за вас, хотя вы и распяли его, как лягушку, на кресте.

Тело Махлат засветилось дивным огнем, радостным и чистым, вспыхнуло и пропало. Я тупо смотрел на каменный пол, где ни следа, замедленно поднял голову, уже понимая, что ничего на багровом от раскаленных камней своде не увижу.

- Надо бы радоваться, - сказал я горько. - Но все равно погано.

- Великая Чистка, - сказал он напряженным голосом. - Больше не будет сорока девяти миллионов ангелов… Ты же уничтожил все, что создавалось тысячи лет! Все. И ад, и небесный легион.

- Надеюсь, - пробормотал я.

- Полностью, - заверил он. - Такой резни никогда не было… и никто ее не мог представить! А что теперь? Ты в самом деле жаждешь уничтожить ад целиком? Но как жить без ада?

- Без рая легко, - ответил я горько, - а вот без ада., в самом деле…

- Ничего, - утешил он, - где человек, там и ад.

Я выпрямился, указал острием на центр тронного зала:

- Там наша цель!.. Там победа! И там конец войне.

Навстречу шагнули, именно шагнули, а не бросились, трое темных ангелов, красивых и гордых, с темными крыльями за спинами, что делает их, на мой взгляд, похожими на польских гусар с крыльями за спиной.

Их мечи блеснули со сдержанным достоинством, лица, полные спеси и абсолютного превосходства.

Мое дыхание начало учащаться, сказал хрипло:

- Сэр Тамплиер, Сигизмунд!.. Вы берите правого и левого, а тот гад в центре - мой.

Алфофаниэш произнес надменно:

- Шодед, Эйва!.. Я убью это ничтожество и помогу вам.

Я прервал резким голосом:

- Алфофаниэш! Ты помнишь меня?

Он всмотрелся, крикнул пораженно:

- Я тебя убил!.. Но если ты как-то вернулся, с удовольствием убью еще раз!

Я молча ударил, Алфофаниэш переменился в лице, отступил, я ударил снова, потом еще и еще, наконец сбил с ног.

Он упал, перекатился через голову, но только начал подниматься, как я уже рядом и сильным ударом опрокинул на спину. Ударившись о каменный пол, он торопливо перевернулся, но встать не успел: носок моего сапога саданул его в живот с такой силой, что там квакнуло, а самого Алфофаниэша выгнуло дугой.

- Привык побеждать? - прошипел я. - Побудь в шкуре побеждаемого… побежденного… а потом и трупа…

Он все еще пытался вскочить, затем уже просто подняться, цепляясь за стены, но я шел следом и бил либо лежачего ногами, а если ему удавалось подняться на ноги, сокрушающим ударом сшибал на пол, уже запятнанный его кровью.

Наконец, когда он поднялся в последний раз, цепляясь за стену, я шарахнул его о нее так, что там остались сползающие потеки крови. Он рухнул снова, но упорно пытался подняться.