8. Одинокое дерево. Эвер

Море шелестит глухо и гулко, песок шуршит под стопами. Клио бежит – волосы летят по ветру черной шелковой волной. Видеть ее одетой в духе Орфо, то есть в короткой тунике и слинах, пусть они из лучшего гирийского хлопка, а не из более дешевых органзы и кожи, – странно. Думаю, дома она не расскажет, что ходила так. Даже попадая к чужим дворам, игаптяне ревностно хранят традиции. Физальцы, а нередко и физалийки, носят широкие, подвязываемые поясами белые швары и вышитые рубашки, но, как Клио доверчиво призналась нам, ее всегда обряжали только в тяжелые, прямые, украшенные золотом и самоцветами платья. Подарочные штаны до икр, которые Орфо велела сшить ей еще вчера, – первые у Клио в жизни.

Я всматриваюсь в ее фигурку, в глубокие следы, которые она оставляет на песке. Глупое сравнение, но Клио похожа на пса, которого впервые за долгое время спустили с привязи и он никак не набегается. Она заскакивает в море. Выбегает назад. Оглядывается на нас, замедляется немного, но вскоре снова бежит. Она безмятежна, и, пожалуй, мне нравится наблюдать за ней.

Нравится, несмотря на зависть, ведь мне до этой безмятежности далеко.

– Красивая, а? – звучит рядом, лукаво и не без вызова. – Не хочешь пробежаться с ней, м-м-м? Я только рада буду.

Орфо тащит плетеную корзину с едой. С ближнего борта хитро торчит синефигурный кувшин с вином. Уже не раз я пытался забрать ношу, но Орфо только с усмешкой бросала что-нибудь вроде: «Расслабься, правители – слуги народа». Не то чтобы мне это нравилось, корзина ломится от снеди, и там еще покрывало, чаши, кувшин, ножи… У Орфо усталый вид, волосы прилипли к взмокшему лбу, хотя идет она вполне бодро. Мы почти не разговаривали весь путь от замка – но вот ей, кажется, надоела тишина.

– Не хочу, – честно отзываюсь я, но по взгляду понимаю: она ждет реакцию на «Красивая?». Удивительно, раздражения я не чувствую, хотя эмоция в глазах Орфо прозрачна. Улыбаюсь. – Если считаешь ее красивой и для тебя это повод побегать вместе, отдай уже мне еду, а? И беги.

Орфо досадливо морщит нос, фыркает, и от очередного ее шага песок разлетается фонтанчиками. Затем она демонстративно ускоряется, и мне приходится сделать то же. Орфо кусает губы, хмурясь, явно раздумывая, что бы такого сказать, чтобы я непременно ощутил вину за свою непроницательность. Или непроницаемость, как посмотреть.

– Я больше не ребенок, а ты не нянька, – наконец цедит она. – Ладно?

– Это не значит, что я не могу тебе помочь. – Протягиваю руку настойчивее. – Но то, что ты выросла, не значит, что я буду терпеть твои… – предательски запинаюсь под неотрывным, многозначительным взглядом, полным глубокой синевы, – твои…

– Что? – Она усмехается уголком рта. В глазах что-то вроде предвкушения. Интересной перепалки? Того, что я начну краснеть и мычать?

Выходки. Шуточки. И твою ревность тоже. Я мог бы сказать что угодно, но, проклятие, правда начинаю краснеть и мычать. И она видит. Усмехается шире, склонив голову к плечу, – ветер бросает волосы назад, солнце заливает каждую прядь бликами, пестро-коричневыми, как кристаллы тигрового глаза. Я ловлю себя на том, что рассматриваю эту игру света в темных волнах. И это она видит тоже.

– Так что же? – спрашивает снова.

– Ничего. – Вздохнув, пытаюсь отнять корзину, но она не дает. – Орфо. Ну хватит. Если не мне, отдай хотя бы этим.

Бегло оборачиваюсь. Двое юношей, замыкающих нашу маленькую компанию, – белокурый физалец Рикус и смуглый, весь покрытый священными татуировками игаптянин Ардон – идут в ногу на расстоянии шести-семи шагов, тихо говоря о своем. На первом – посеребренный торакс с выгравированным на груди трезубцем, на втором – темный пластинчатый доспех, какие носят в Республике, но с медной блямбой, где тоже есть этот символ. Грозный знак морского бога Одонуса. Напоминание: физальцы считают его особым покровителем. Клио сказала, эти двое – ее давние друзья и самые близкие воины, с которыми она выросла. Это слово – «воины» – она использует охотнее, что неудивительно: «целеры» – исконно гирийский термин. Физальцы отказываются от него как могут, но пока не подобрали достойную замену.

Орфо не в восторге от вооруженного эскорта – оба, конечно, при мечах; у физальца с собой и хлыст. Но они держатся мирно, улыбаются, явно наслаждаются прогулкой, и лично я почти забыл о них. Эти двое не кажутся предубежденными. Не знаю, чем они занимались вчера, но явно не успели сделать о Гирии недобрых выводов. И все же сегодня они настойчиво выказали желание сопроводить нас, а Клио не стала спорить. Орфо довольно сердито высказалась на тему: «В случае чего мы защитим тебя сами, не сомневайся», но в конце концов тоже уступила. Понимала: в ее делах дружбой с одной лишь принцессой-послом не обойдешься.

– Они же тебе не нравятся. Хоть какая-то польза. – Украдкой киваю на юношей, но Орфо только уныло отмахивается.

– Мне не нравятся не они, а факт их присутствия, ты же знаешь: сама я почти никогда не хожу со стражей. Но, так или иначе, они не грузовые ослики.

– Значит, нравятся? – Решив все-таки поддеть ее, я щурюсь. – Ну-ка! И кто больше? Темненький, светленький?

– Отста-ань! – Орфо пихает меня, используя корзину как таран, но быстро выбирает другую стратегию, расплывается в хитрой улыбке. – Впрочем, ответ очевиден, Эвер… мне нравится тот, который больше похож на тебя.

Значит, Рикус, светловолосый и с голубыми глазами. Между нами не так много общего: он ниже ростом, его волосы короче и прямее, но пышнее на макушке. Он иначе держит спину; его лицо рассечено длинным шрамом, спускающимся до самой шеи; подвижный взгляд выражает все любопытство к миру, какое только может быть в смертном существе. И улыбка приятная: широкая, во все зубы, немного лошадиная, но, как ни странно, это только придает ему обаяния.

– Хм. – Все, на что меня хватает, и тут же Орфо сникает, потупляет голову.

– Ладно, извини. Что ж меня сегодня несет, я ведь пока даже не пила. Ужас, да?

Пожимаю плечами. Подобные разговоры куда лучше бесконечных шуток о смерти. Орфо, похоже, поняла, как я на них реагирую, сдерживается. И… проклятие, я ничего не могу сделать с правдой: было приятно услышать это «больше похож на тебя». Я не мог справиться и с другой, в замковом коридоре, – когда Орфо извинялась за вечер и казалась очень расстроенной. Мне ведь хотелось поцеловать ее. Самому. Целых несколько секунд, но я очнулся, едва споткнулся