Я промолчал – поведение Обсона мне и в самом деле начало не нравиться, чем именно, я сказать не мог, во всяком случае, в его неведении относительно планов команды я не верил…

Весь последующий день мы занимались починкой ялика, но отремонтировать его так и не сумели – Гоббс знал свое дело и, нанеся несколько сильных и точных ударов, мало не разломил его надвое. Однако вопреки прогнозам Метью все лежачие в кубрике были живы – негодяи просто бросили обреченных на произвол судьбы, отобрав у них последнюю надежду на спасение…

Той ночью было необычайно тихо. За стенами корабля стоял страшный мороз, столбик термометра опустился до минус тридцати, и холод проник даже сюда, ледяными узорами покрыв стекла и инеем – стены. Я, Метью и Берроу несли вахту по очереди, не допуская до нее Обсона, и сегодня была моя очередь дежурить. Но, кажется, я задремал, сидя за столом, и теперь, внезапно проснувшись, судорожно оглядывался по сторонам. Выдохнув парок изо рта, я подкинул в еле державшийся огонь полусырое полено и облегченно вздохнул. Слава богу, не погас! Все спали, даже безумец Ситтон лежал в забытьи возле своей переборки. За последние дни ему стало значительно хуже – помутившимся взглядом смотрел он в переборку, ничего не ел, не говорил и только по временам неожиданно начинал кричать какую-то мешанину из морских терминов, перемешанную с отборной бранью, и уже ничего не осталось в нем от прежнего спокойного и хладнокровного человека.

Берроу еле передвигался – ноги уже отказывались повиноваться ему, но он продолжал ходить из последних сил, хотя каждый шаг давался ему с величайшими мучениями. Дэнис был совсем плох – болезнь его усилилась, он уже не вставал, тяжело и со свистом дыша, и редко приходил в сознание. Отвратительный кашель мучил меня, особенно по ночам. Мне казалось, что легкие мои полные огня и я скоро буду выплевывать их по кускам. Единственно, что радовало меня, так это Элизабет – хотя она по-прежнему не вставала, ей стало немного лучше… Но когда ей дали кусочек птичьего мяса, ее сильно стошнило. Один только Метью, казалось, не реагировал ни на что – почерневший и ссохшийся до костей, он упорно продолжал цепляться за жизнь. Скоро мы отлежимся и, когда чуть-чуть наберемся сил, попробуем добраться до берега… Обсон ведь тоже сначала сильно заболел, но теперь, словно по мановению волшебной палочки, ему стало значительно лучше. Значит, включился какой– то скрытый резерв организма – об этом я много слышал и именно это помогало человеку выжить в экстремальных условиях…

От этих мыслей мне становилось спокойнее, я вновь закрыл глаза, и дремота начала вновь подкрадываться к сознанию. Внезапно до меня донеслись какие-то странные звуки, идущие явно из лазарета, где теперь находилась мертвецкая. Это была какая-то тихая возня и царапанье. Осторожно взведя курок пистолета и держа наготове оружие, а другой держа фонарь, я, напрягая мускул за мускулом, двинулся по коридору вперед. Сначала я думал, что туда с палубы проник какой-то зверь, и немало поразился тому, как он смог проникнуть через закрытый люк, но, подойдя вплотную, увидел, что дверь была закрыта. Аккуратно, не дыша, неслышно я отворил дверь мертвецкой – и застыл на пороге, пораженный той картиной, что увидел внутри.

– Обсон! – сказал я негромко. – Что вы тут делаете?!

Боцман стоял на коленях возле одной из шконок, где лежал чей-то труп. Глаза его алчно сверкали в свете фонаря, и он с каким-то наслаждением пытался отрезать ножом икру от торчавшей из-под простыни смерзшейся ноги. Лезвие скользило, и он временами в бешенстве рычал от этого. Снятый с мертвеца разрезанный сапог валялся тут же на полу возле него.

При звуках моего голоса боцман поднял свою плешивую голову, и у меня мурашки по коже прошли от его взгляда. Уставившись мне прямо в глаза, он сжал рукоять ножа, и на лице его заиграла слащавая, змеиная улыбка.

– Сэр О’Нилл! – сказал он, приподнимаясь и поднимая нож. – Эти идиоты сами ушли отсюда на погибель во льдах! Они предлагали идти с ними и мне, но я отказался! Они взяли с собой всю провизию, чтобы мы померли тут с голоду, и не сообразили, сколько оставили тут мяса! Здесь есть огонь и здесь полно мяса! Тут можно провести не одну зиму!

Обсон хрипло расхохотался и, закинув голову вверх, раскинул руки в стороны…

Я с бешенством захлопнул дверь и закрыл ее снаружи на засов. С диким грохотом Обсон начал ломиться изнутри, так что засов лязгал в пазах. Но сил вышибить эту дверь ему уже явно недоставало. Я немного постоял, а затем развернулся и пошел прочь.

– Что случилось? – спросил Метью, которого разбудил шум. Я вкратце рассказал ему о случившемся.

– Мороз сделает за нас эту работу. В Обсоне я не сомневался. Но он был осторожен, и вот, наконец, попался с поличным… – сказал Метью и вновь зарылся лицом в глубину одежд.

Обсон долго продолжал ломиться в дверь. Сначала он проклинал нас, сопровождая это ужасной бранью и угрозами, потом умолял выпустить его, плакал и выл. К утру он затих, и на корабле вновь воцарилась зловещая тишина. Никто так и не пришел к нему на помощь…

Утром следующего дня в двухстах метрах от корабля мы нашли полузасыпанное снегом тело человека. Быстро спустившись вниз, мы с Метью подошли к нему – и тогда узнали в мертвеце одного из покинувших нас дезертиров. Это был двадцатичетырехлетний матрос Стенли Менсон – без шапки и рукавиц, он лежал ничком, уткнувшись лицом в сугроб. По всей видимости, он пытался вернуться к кораблю и последние мили полз уже на четвереньках – так он обессилел, но подняться на борт сил у него уже не хватило. Метью перевернул его и обнаружил, что Менсон еще дышит. В карманах его куртки мы нашли моток веревки, нож и крохотный кусок вареной медвежатины. Мы подняли его и оттащили на корабль, положив в кубрик, там, где в койках так и остались лежать семеро тех, кто уже никогда не позовет на помощь. Руки и ноги у Менсона были отморожены и стали совершенно белого цвета, а смерзшиеся волосы покрывал толстый слой льда. Он был уже не жилец, но через пару часов все же пришел в себя. Метью сразу присел возле него.

– Привет, Стен, – сказал он недобро ухмыляясь. – Какими судьбами?

– Здравствуйте, сэр… – еле прошептал Менсон, посмотрев на меня мутным взглядом.

– Почему вы ушли, бросив нас? – спросил я.

– Простите меня, сэр… – пробормотал он. – Это Гоббс… Он ненавидел вас… За Каммингса… Простите, сэр… Простите…

– Зачем вы убили Ингера? – снова спросил я.

– Мы хотели взять с собой его… Доктор… Нам нужен был доктор… Но он отказался идти… Он хотел закричать… Гоббс ударил его сзади крюком…