Потом мы вернулись в замок, где уже ждал то ли поздний завтрак, то ли ранний обед. В дверях мне поклонился молодой мужчина в безупречной ливрее, в котором я с трудом узнала вчерашнего смотрителя Бакстера. Но куда делась его седина? Сегодня я видела заметно помолодевшую копию.

– Моя госпожа, – широко улыбнулся Бакстер. – Рад видеть вас этим прекрасным утром.

– Утро и правда прекрасное, – рассмеялась я.

Смотритель-дворецкий церемонно поклонился и ушел, а я вопросительно посмотрела на брата.

– Я влияю… на всех, кто живет рядом, – мрачно ответил он. – Раньше влияние… распространялось лишь на близкий круг. Теперь… захватывает весь замок. Приходится менять окружение каждые полгода. Дольше… опасно.

Я понимающе кивнула. За пару часов в холмах Коллахан повзрослел на десяток лет. Но я постаралась не показать своего страха и улыбнулась. Сейчас время для радости, а проблемы мы решим позже.

– Остальные не присоединятся к нам? – вспомнила я о Правителях.

– Они осматривают мои… владения. Я подумал, что нам стоит провести время в узком… семейном кругу. – Коллахан склонился ко мне и шепнул: – К тому же… мама стесняется других людей.

На щеках родительницы как раз снова расцвело несколько бутонов, а волосы обвил сочный зеленый побег.

– Было бы кого стесняться, – буркнула я.

Блюда оказались поистине королевскими. Жареные свиные ребрышки, запеченный картофель и репа, тающие во рту пироги, суп с черносливом и пореем, всевозможные сыры, колбасы и закуски, целые каскады свежей зелени и фруктов. Ну и, конечно же, мятный лимонад, который напоминал мне о детстве, и крепкий эль. Угощение я уминала за обе щеки, радуя маму хорошим аппетитом. Брат лишь смеялся, поражаясь, как в мое тонкое тело все это влезает. Завершился обед розмариновым чаем и пирожными с шоколадной глазурью.

Чтобы хоть как-то растрясти набитые животы, мы отправились осматривать замок. Коллахан сопровождал прогулку уморительными рассказами из жизни прошлых владельцев Эйд-Холла. Я хохотала и старалась не обращать внимания на то, как прямо на глазах меняется и мой брат, и замок. С каждой новой морщинкой на лице Правителя его владения тоже ветшали. Но я делала вид, что не вижу появляющейся плесени и не слышу скрипа рассохшегося паркета.

– Ты тоже живешь в замке? – повернулась я к маме.

– Нет, твой брат не позволяет. Я лишь ухаживаю за садом, прихожу по утрам. А живу за ратушей, вернее, за ее развалинами. Хочешь посмотреть мой домик? Я сохранила часть вещей из нашей прежней жизни.

Хочу ли я? Еще бы!

– Тогда идем! – рассмеялась мама. Она или тоже делала вид, что не замечает изменений в замке, или настолько к ним привыкла, что уже не обращала внимания.

Коллахан с нами не пошел, сославшись на срочные дела.

– Увидимся утром. – Он нежно поцеловал маму в макушку и посмотрел на меня.

– Я вернусь до сумерек, – пообещала я, и брат кивнул. Мы обменялись понимающими взглядами. Коллахан не хотел, чтобы мама видела его в худшие часы.

Мамин домик стоял в тени сосен и дубов, стены густо оплел плющ, а крышу затянуло голубоватым мхом, из которого торчали ромашки и колокольчики. Я нежно улыбнулась. Моя мама теперь настоящая цветочная фея, совсем как в сказке, которую читала нам в детстве. Надеюсь, что и финал тоже окажется сказочно счастливым.

– Входи, милая. – Мама придержала дверь, по которой ползли стебли дикого винограда. В двух небольших комнатах пахло выпечкой и цветами, здесь было уютно и тепло. – От нашего старого дома, к сожалению, почти ничего не осталось. Волна смыла побережье практически полностью. Но я успела спасти кое-какие вещи. Фотографии, памятные грамоты и письма, которые писал мне твой папа. Я все сохранила в целости!

Я улыбнулась, рассматривая стену, увешанную желтыми листами и нечеткими снимками. Рядом висело изображение черного единорога, но от него я отвернулась.

– О, а я ведь помню это фото! Вот это, где я в желтом платье! Оно так шуршало, что я напоминала себе огромного жука! Смотри, какой у меня здесь недовольный вид!

Я рассмеялась, и мама тоже улыбнулась.

– Да, именины Коллахана. Отличный был день! У меня тогда получился отменный лимонный пирог. Это один из немногих дней прошлого, который остался в памяти.

Мы обменялись взглядами и замолчали. Исход изменил жизни всех людей, но сейчас не хотелось вспоминать о грустном.

– И мне кажется, что здесь у тебя очень красивое личико, милая!

– Ты что, я выгляжу так, словно мечтаю придушить всех этих мальчишек, занявших наш сад! – наклонившись ниже, я всмотрелась в групповое фото. Меня посадили на стульчик, Коллахан встал рядом и большинство гостей выстроились около него. Возле меня остался лишь один мальчик в синей рубашке. И что удивительно, смотрел он не в камеру, а на меня. Его пальцы касались желтого рукава моего ужасного платья.

– Мам, а это кто? Мальчик в синем? Помнишь его? – заинтересовалась я.

Но она глянула мельком и качнула головой.

– Прости, Мэри. Я многое забыла, да и давно это было. К Коллахану в тот день пришли мальчики из его группы поддержки. Твой брат тяжело переносил свою особенность, и мы с папой надеялись, что компания сверстников ему поможет. Дети там были разные, но каждый со своей… необычностью. Хорошие ребята. Но я совсем не запомнила их имена.

– Нестрашно, – махнула я рукой, показывая, что все в порядке. Но сама снова посмотрела на фото. Что меня так зацепило? Обычный день и несносные мальчишки…

– А здесь ты поступила в университет, посмотри! – Мама дернула меня за руку, показывая на мое изображение в смешной шапочке. – А вот это твои грамоты и награды. Я так тобой гордилась, милая! Думаю, я была самой счастливой мамой на свете, хотя и не все помню. Ты всегда была одаренной, Мэри.

Я подняла взгляд и принялась рассматривать многочисленные грамоты и дипломы, которыми была увешена стена.

– Уже в пять лет ты написала свой первый концерт для фортепьяно, а в семь опубликовала свои сонеты для скрипки. Смотри, это фотография с твоего выступления! Ты обладала абсолютным слухом! Скажи, на каком инструменте ты играешь сейчас? Раньше тебе давался любой!

Я вспомнила старика со скрипкой на празднике Жертвы в Соларит-Вулсе и мою лихорадку после концерта в Боргвендаме. Может, я слегла, потому что музыканты безбожно фальшивили? Но даже сейчас при одной мысли о том, чтобы взять в руки какой-нибудь инструмент, меня охватила дрожь. Не предвкушения. Страха.

– Кажется, музыка осталась в прошлом, мама, – по возможности беззаботно произнесла я.

– Да? Надо же… А я думала… Неважно! У тебя всегда было много увлечений, Мэри! Моя нетерпеливая дочь! Сколько небеса отмерили Коллахану спокойствия и рассудительности, столько же насыпали тебе огня и любознательности! И уж поверь матери, ты была гениальна во всем, моя милая!