Не удалось зацепиться и за горные рубежи. Готовить к обороне проходы в северных отрогах гор должна была одна из бывших ополченческих дивизий — 184-я СД генерал-майора Абрамова. Во время боев в Пятиозёрье дивизия была усилена 26-м погранотрядом, прибывшим из Одессы, и являлась одной из наиболее боеспособных дивизий 51-й армии. А 320-я СД должна была в это время дооборудовать Ак-Монайские позиции. Но в сложной обстановке отхода командование постоянно меняло решения по использованию этих дивизий.

Командиру 184-й СД Абрамову было приказано к 12 часам 30 октября занять оборону на рубеже реки Биюк-Карасу севернее г. Карасубазар. Правее должна была занять оборону 320-я, а левее — 421-я стрелковые дивизии.

Но доведение задач до соединений запоздало, и поэтому сплошного фронта на промежуточном рубеже организовать не удалось. В 3 часа ночи на 31 октября дивизия получила новый приказ: занять оборону от Карасубазара на запад до Мазанки фронтом на север для обороны горных дорог.

Но оказалось, что Мазанку к этому времени уже успели занять немцы. Их удалось выбить ночной атакой, и дивизия, заняв наконец назначенный рубеж, упорно его обороняла в течение длительного времени, не пропуская немцев к южному берегу полуострова. Отойти на Керчь она уже не смогла и вынуждена была через горы выходить к Севастополю. В главную базу флота дивизия пробилась только 17 ноября, одной из последних.

Левее Алуштинское шоссе прикрывала 421-я СД; правее, Судакское направление — 48-я КД генерал-майора Аверкина. Между дивизиями имелись большие разрывы, но они все-таки удерживали свои позиции и не позволяли немцам обойти обе отступающие армии. Но взаимодействия между дивизиями не было, как и не было управления отходящими частями 51-й армии.

Тем не менее большинство командиров отступающих дивизий по собственной инициативе стремились выйти к Ак-Монайским позициям, надеясь, что противника удастся остановить именно на них. Это было связано с тем, что штаб 51-й армии практически дезинформировал командование своих дивизий, сильно преувеличив оборонительную ценность Ак-Монайского рубежа. Как вспоминал командир 106-й СД полковник Первушин, «нам говорили, что Ак-Монайские позиции строились капитально, есть даже ДОТы, противотанковые рвы, проволочные заграждения. Но действительность зло посмеялась над нашими надеждами».

Первые части 51-й армии вышли к Ак-Монайской позиции уже 1 ноября. Но, как сообщил в штаб ЧФ командир Керченской военно-морской базы, они выходили и к Керчи мелкими группами. Так, из 157-й дивизии в этот день к городу вышло около 300 человек, а еще 31 октября тыловые группы отходивших войск появились у переправы в Еникале.

На самих позициях не было представителей командования 51-й армии, и подходившие части никто не встречал, не назначал им оборонительных участков. Не была проложена связь. Отсутствовали запасы продовольствия и боеприпасов. Дивизионная артиллерия имела всего по нескольку снарядов на орудие, часто это уже был неприкосновенный запас, возимый в передке для самообороны орудия. А в штаб войск Крыма не поступало информации об их нахождении на позициях. Первые сообщения о занятых рубежах стали поступать только 5 ноября.

Для постоянной поддержки 9-го корпуса командование Азовской военной флотилии выделило четыре канонерские лодки, которые, сменяя друг друга, должны были постоянно дежурить у Арабатской стрелки. Туда же была направлена и часть кораблей Дунайской военной флотилии. При этом кораблям обеих флотилий надлежало находиться лишь у северной части Керченского полуострова и не разрешалось, обойдя Керчь с юга, приблизиться к Феодосии — они должны были одновременно стеречь северную часть Керченского полуострова от высадки возможных десантов противника.

Это могло помочь при обороне Ак-Монайской позиции, но не Феодосии, расположенной слишком далеко от зоны действия кораблей АВФ. Поэтому из Феодосии спешно эвакуировались те тылы флотских частей, которые в ней еще оставались. 3 ноября в районе Керчи сосредоточились практически все дивизии 51-й армии. Но удерживать неукрепленную Феодосию ослабленными частями не было никакой возможности, и к 15 часам дня она и поселок Дальняя Байбуга были без боя оставлены частями 9-го корпуса. Через четыре часа Феодосию заняли немцы.

Самолеты флотской авиации, в том числе и 20 МБР Керченской группы, в этот день не наносили ударов по наступающему противнику. Их задействовали под Севастополем, который до подхода частей Приморской армии приходилось защищать лишь слабовооруженными подразделениями морской пехоты.

Корабли Азовской и Дунайской флотилий, напротив, очень активно обстреливали быстро продвигавшихся вперед немцев. Немецкое командование сразу осознало потенциальную угрозу и, воспользовавшись отсутствием в воздухе советской авиации, решило покончить с кораблями еще до штурма Ак-Монайской позиции. Весь день немецкая авиация бомбила корабли обеих флотилий, но не смогла добиться значительных успехов. Пикировщикам удалось вывести из строя лишь 100-мм плавучую батарею № 4 ДВФ, получившую прямое попадание бомбы в корму.

2 ноября Левченко провел в Севастополе заседание объединенного Военного совета войск Крыма и ЧФ. В заседании приняли участие только что прибывшие в Севастополь Рогов, Октябрьский, член Военного совета ЧФ Кулаков и член Военного совета 51-й армии Николаев. На этом заседании еще не было Петрова, но уже присутствовал генерал Батов, уже тогда прибывший в Севастополь. На заседании обсуждалось чрезвычайно тяжелое положение, сложившееся после отхода советских войск из Симферополя. Во время совещания Левченко по прямому проводу позвонил из Москвы маршал Шапошников. Начальник генерального штаба был крайне возмущен поведением начальника штаба войск Крыма Иванова: «Совершенно непонятно для меня заявление начальника штаба Иванова, что он не знает, какое направление в Крыму наиболее важное. Считаю, — продолжал Шапошников, — что Крымский полуостров в военном отношении имеет громадное значение для нас как база нашего Черноморского флота, занимающая центральное положение в Черном море, и поэтому удержание Севастопольского района, а также других районов, где может высаживаться противник, является для нас первостепенно важным. Удержание Керченского полуострова важно как преграждение пути в Азовское море и подступы на Северный Кавказ».

Выслушав эту гневную тираду, Левченко так и не смог понять, какое направление является в Крыму главным, но, памятуя реакцию маршала на вопрос Иванова, прямо спросить об этом не решился. Адмирал перевел разговор на другую тему и попросил Шапошникова оказать помощь оружием и боеприпасами для гвардейских минометов. Пока Шапошников размышлял над ответом, Левченко, не делая паузы, доложил о том, что делается все возможное, чтобы подвести Приморскую армию на подступы к Севастополю.

Уйдя от щекотливого вопроса в телефонном разговоре, командующий войсками Крыма немедленно вернулся к нему после окончания военного совета. И во исполнение полученных в разговоре указаний подготовил директиву, в которой были определены два главных направления боевых действий — Крым и Севастополь.

На следующий день, пользуясь отсутствием советской авиации, противник продолжал наносить бомбовые удары по району Ак-Монайских позиций и по Керчи. На этот раз их последствия оказались гораздо более тяжелыми.