Нагнувшись, Турлог вытащил изваяние из-под груды навалившихся тел. Ему понадобилось немало усилий, чтобы разомкнуть руку старца, продолжавшую обнимать статую. Казалось, мертвый старик никак не желал расстаться со своим сокровищем. И Турлог понимал, что темнокожие люди сражались и умирали именно за это изваяние. Они могли разбежаться и с легкостью ускользнуть от врагов, но не бросили статую, предпочтя остаться и умереть.

Турлог покачал головой… В нем жила потомственная ненависть к северянам, замешенная на бесконечной череде обид и насилий. Эта ненависть, доходившая до одержимости, временами грозила отнять у него разум. В суровом сердце Турлога не было места милосердию и прощению; зрелище мертвых датчан, валяющихся у ног, наполняло его мрачным удовлетворением. Но… он ясно видел, что смуглых коротышек вела страсть, превосходившая его собственную. Какое-то более глубокое и — да, именно так! — более древнее побуждение. И сами эти маленькие люди внезапно показались ему древними. Нет, не старыми — просто принадлежавшими к незапамятно старинному племени. Было в их телах нечто неуловимо, но явственно первобытное. А вот что касается изваяния…

Гэл взялся за него обеими руками, решив поставить стоймя. Он полагал, что придется справляться с существенным весом, но тут его ждала очередная загадка. Статуя весила не больше, чем если бы ее сработали из легкого дерева. Турлог постучал по ней пальцем, но отзвук не свидетельствовал о пустотах. Он подумал о железе, потом о камне… Если это вправду был камень, то такой, какого он в жизни своей не встречал. Более того, он мог поручиться, что такого камня не водилось ни на Британских островах, ни где-либо еще в известной ему части населенного мира. Как и погибшие воины, изваяние так и дышало древностью. Оно было очень гладким, без каких-либо повреждений и порчи, словно его высекли только вчера, но при всем том выглядело сущим символом старины, — Турлог нутром это чуял. Перед ним была статуя мужчины, очень похожего на смуглых храбрецов, чьи мертвые тела его окружали. Но было и отличие — едва уловимое, однако угадываемое безошибочно. Некоторым образом Турлог сразу почувствовал, что это было изображение человека, жившего давным-давно, ибо неведомый ваятель явно старался воспроизвести живой образ, находившийся у него перед глазами. И он сумел придать своему творению совершенно живые черты. Турлог по достоинству оценил ширину плеч, мощную грудь, мускулистые руки изображенного. И лицо каменного человека вполне соответствовало всему остальному. Это было сильное лицо. Твердый подбородок, прямой нос, высокий лоб — все говорило о проницательном уме, великом мужестве и несгибаемой воле. Этот человек был королем, подумалось Турлогу. А то и вовсе Богом. Тем не менее на голове у него отсутствовала корона, а всю одежду составляла своеобразная набедренная повязка, высеченная, кстати, в мельчайших подробностях — искусный резец проработал каждую морщинку, каждую складочку ткани.

— Похоже, это был их бог, — разглядывая статую, вслух подумал Турлог. — Они удирали от датчан, но, когда те их прижали, все как один умерли во имя своего бога. Вот бы знать — кто они такие? Откуда пришли? И куда направлялись?..

Ответа не было…

Он стоял среди мертвецов, опираясь на топор, и в душе его творилось нечто странное. Казалось, он заглядывал в неисповедимые бездны пространств и времен. Человеческие племена, сменяя одно другое, волнами и приливами проходили перед его внутренним взором. Как в море прилив следует за отливом, так и за державным могуществом следовал упадок, и наоборот. И жизнь представала дверью, распахнутой во тьму неведомых миров. Сколько прошло через нее человеческих поколений, и каждое — со своими страхами и надеждами, любовью и ненавистью, — возникая из тьмы и снова погружаясь во тьму?.. Турлог вздохнул. Глубоко в недрах его души подавала голос таинственная печаль, присущая гэлам.

— Ты когда-то был королем, Темный Человек, — сказал он безмолвному изваянию. — А может, даже богом, властвовавшим над миром. Твой народ ушел в небытие… а теперь и мой уходит туда же. Надо думать, ты правил Людьми Кремня, племенем, которое уничтожили мои кельтские предки. Теперь никнем мы, а завоевателями стали датчане, те, что валяются у тебя под ногами. Что ж, пускай торжествуют, но и их время минует. А ты пойдешь со мной, Темный Человек, будь ты хоть король, хоть бог, хоть дьявол. Мне, понимаешь ли, кажется, что ты должен принести мне удачу. А она мне ох как пригодится, Темный Человек, когда впереди появятся берега Хелни…

Турлог принес изваяние к себе в лодку и крепко привязал на носу. И, отчалив от берега, снова пустился через бурное море. Погода тут же испортилась, нависли серые тучи, и ветер превратил поваливший снег в копья, которые резали и кололи. Волны были шершавыми от ледышек, а свирепые ветры с ревом накидывались на маленькое суденышко. Турлог, однако, ничего не боялся, да и лодочка шла так, как ни разу не ходила прежде. Она мчалась сквозь ревущий шторм, сквозь завесы летучего снега, и далькассийцу упорно казалось, что это Темный Человек подавал ему помощь. Без поддержки свыше он бы уже точно сто раз утонул. Как ни велико было его мореходное искусство, Турлог непрестанно ощущал незримую руку то на руле, то на веслах. И парус вместе с ним словно бы подтягивал некто, обладавший сверхчеловеческими умениями…

Когда же весь мир затягивала несущаяся белая пелена, в которой отказывало даже чувство направления, присущее гэлу, — ему упорно мерещилось, будто в ухо шептал неслышимый голос, подсказывавший верный курс. Турлог ощущал его каким-то краешком своего существа — и даже не особенно удивился, когда внезапно прекратился снегопад, ветер унес тучи, в небо выкатилась холодная серебряная луна — и он увидел впереди сушу и распознал силуэт острова Хелни. Более того, он уже откуда-то знал, что вон за тем мысом лежит уютная бухта, в которой отдыхает от морских походов боевой корабль Торфеля, а в какой-то сотне шагов от берега стоит и двор Светловолосого. Лицо Турлога исказила улыбка яростного торжества. Никакое искусство морехода не могло вывести его так точно к нужному месту, ему сопутствовала немалая удача… хотя погодите, могла ли идти речь об одной лишь удаче? Он прибыл именно туда, куда следовало, притом в очень подходящий момент. Каким образом все так совпало?

Крепость недруга стояла в какой-то полумиле, но скалистый мыс надежно защищал Турлога от глаз караульных. Он невольно поглядел на Темного Человека, лежавшего на носу лодки. Изваяние выглядело хмурым и непроницаемым, точно сфинкс. И гэл испытал странное чувство — все случившееся было его работой, а он, Турлог,