— Товарищи! — прочистил горло директор. — Все куда серьезней, чем кажется на первый взгляд.

— Что нам инкриминируют?

— То, что на нашем кладбище нет ни одного настоящего покойника!

Громом небесным прозвучали эти слова. После гробового молчания раздался робкий голос:

— Неужели у нас нет ни одного покойника?

— Ни единого советского покойника! — прозвучало, как приговор. Тяжело было Мешкову в этом признаться, да что поделать, свои люди. — Последние 70 лет здесь не хоронили.

— Разве покойник к нам прорвется! — вздохнул кто-то с сожалением.

— Это естественно! — раздался агрессивный женский голос. — Обо всем нужно думать заранее! После смерти поздно уже о могиле хлопотать!

Волнение перехватило горло Мешкова.

— Завтра на кладбище появятся тракторы!

— Кто сможет их остановить?

Сакраментальный вопрос, вогнавший всех покойников в тяжкое раздумье. И вдруг (не с небес ли?) прозвучал чей-то ответ, гениально простой.

— Их остановит только покойник!

Живые люди искоса посматривали друг на друга и тут же стыдливо отводили глаза. Кто согласится пожертвовать своей жизнью ради общего дела!

Георгий Гоголев стоял у окна в комнатушке, которую делил с американским дедушкой. По небу плыли рядышком два облака. Гоша горько усмехнулся, вспомнил фантазию Валерии о том, что они с ней тоже плавают в воздухе, взявшись за руки. Когда облака слились, Гоголев принял решение. Он запер дверь на ключ. Снял со стены старинный дедушкин пистолет. Достал почерневшую от времени табакерку, наполненную порохом…

Зоя Сергеевна в кухне занималась стряпней, а Серафим Терентьевич разговаривал по телефону. Никого из них не коснулось трагическое предчувствие близкого Гошиного конца.

Дедушка заволновался. Переменился в лице. Оно стало бледным, даже прозрачным. Стряслось это из‑за разговора, который он вел с Федором.

— Это невозможно! — вскрикнул Серафим Терентьевич.

— Слушай сюда! Завтра придут трактора! — заверил приятеля ритуальный работник. — Раскопали, гады, что у нас ни одного покойника! Говорят, только скелет кошки нашли… — Федор вздохнул.

Не лежать тебе, раб божий Серафим, в русской земле! В американскую закопают! Ты меня слышишь? Алло? Алло?

Телефонная трубка выпала из ослабевшей руки Серафима Терентьевича. Он стоял, покачиваясь. И смотрел в кухонное окно. По небу неслись веселенькие облака, сливаясь в свинцовую давящую пелену.

Гоша собрался с духом.

— Я покойник! — произнес он убежденно. — Меня больше нет! Меня давно уже нет. Нехорошо делать вид, что ты живой, когда ты мертвый!

Гоголев поднес старинный пистолет ко лбу. Расширенное дуло запрыгало. Гоша с силой уперся им в висок, до боли. Сделал глубокий вдох.

— Гоша! — раздался истошный крик Зои Сергеевны. И барабанный стук в дверь. — Гоша, открой! Серафима Терентьевича не стало!

Бухнул выстрел. Пуля, не задев Гошу, разбила окно.

Глава 10

На другой день происходили поспешные похороны Серафима Терентьевича Гоголева.

На кладбище, возле могилы Гоголевых, собрались все свои: покойники, Гоша рядом с Ингой. Зоя Сергеевна была в трауре, и Денис Ильич по привычке поддерживал ее, будто она была тут самой многострадальной.

На венке алела лента с надписью: «…от коллектива покойников…»

В стороне топтался оркестр, ожидая от Мешкова знака. Видимо, стараниями директора похороны были по первому разряду.

Торжественный, взволнованный Мешков держал речь.

— Сегодня, можно сказать, мы открываем наше кладбище! Мы предаем земле тело Серафима Терентьевича Гоголева…

— Слава богу! — вздохнул кто-то. — Будет у нас хоть один настоящий покойник!

— С первым покойничком вас!

Мешков продолжал:

— Мечта Серафима Терентьевича исполнится! Его тело будет лежать в русской земле!

— Жалко дедусю! — вздохнула Инга. — Ему, наверно, и ста лет еще не стукнуло…

Гоше было трудно говорить, он молча поймал ладонь девушки, сжал ее. Она ответила на его рукопожатие.

— Он был для меня самым близким человеком! — с трудом проговорил Гоша.

Что-то мучило Ингу:

— Деньги для меня не играли никакой роли…

— Для меня тоже, — не понял ее Гоша. — У меня ведь их никогда не было.

— Русская земля! — с пафосом восклицал Мешков. — Что может быть лучше в жизни, чем лечь в тебя! Каждый из нас мечтает об этом.

К Гоше подошла Валерия.

— Мужайтесь! — прошептала она. — Теперь ваша могила будет занята. А я с радостью приму вас в свою. Мы вместе туда уляжемся, она большая, вы не сомневайтесь!

Гоша оторопело уставился на мечтательную девушку. Она всхлипнула.

— Вы не хотите лежать со мной в одной могиле?

— Хочу!

К Гоше пробился Федор.

— Георгий! Дед просил передать тебе это, когда он дуба даст! — ритуальный работник протянул опечаленному Гоше большой красивый конверт, украшенный какими-то завитушками. Тот не знал, куда его сунуть.

Зоя Сергеевна взяла у бывшего мужа конверт, тихонько вскрыла его. И извлекла оттуда гербовую бумагу.

— Завещание! — прочел Денис Ильич.

Срывающийся голос Мешкова исторгал у всех присутствующих слезы грусти и очищения.

— Серафим Терентьевич отдал свою жизнь ради того, чтобы наше кладбище жило и процветало! Спи спокойно, дорогой товарищ!

— Боже мой! — Зое Сергеевне стало дурно. — Покойник завещал Гоше и Инге почти два миллиона долларов! На двоих!

— Но это безнравственно! — воскликнул Денис Ильич. И получил от Зои Сергеевны звонкую пощечину.

— За что? — только и смог пролепетать он. Несколько рук протянулось, чтобы завладеть драгоценной бумагой, увидеть ее своими глазами.

Зоя Сергеевна покачнулась, схватилась за сердце.

— Умираю!

В толпе воодушевленных покойников пронеслось:

— Может, ее в ту же могилу?

На Гошу наследство не произвело никакого впечатления. Он взглянул на человека, с которым дедушка связал его своим завещанием.

Инга, нахмурив брови, шевелила губами.

— Миллион разделить на сто — это сколько? Десять тысяч ночей! — потрясенно прошептала Инга. Только теперь она оценила размер своего богатства.

— Почему же он прикидывался нищим? — прорыдала Зоя Сергеевна.

— У миллионеров свои причуды… — открыл рот Денис Ильич и тут же закрыл его. Ему показалось, что жена вновь испытывает желание ударить его, но у нее на это уже нет сил.