Блажка попыталась сдержать улыбку, но та все равно появилась.

– Меня не за блаженный вид так назвали.

– Знаю, – проговорила Жрика уже серьезнее. – Идрис это тоже мне сказал.

– Тебе стоит называть его копытным именем.

Жрика издала губами неприличный звук и пренебрежительно махнула рукой.

– Называю так, как мне нравится.

– А тебе нравится, да? – сказала Блажка, оценивающе глядя на полурослицу. – Так зачем все это? Когда я предлагала тебе место здесь, я не ожидала, что ты будешь баюкать малышей.

– Ну, если ты ожидала, что я буду сосать члены, чтобы заслужить право быть здесь, то тебя ждет разочарование. – Жрика задумчиво склонила голову набок. – Хотя если бы меня попросил тот лысый бледный полукровка…

– Колпак? – спросила Блажка, ощущая, как улыбка снова поползла по лицу.

Жрика лишь тихо присвистнула.

Найдя мысль об этом тревожной, причем не из-за полурослицы, Блажка вернула разговор к тому, что вызывало у нее интерес изначально.

– Я просто имела в виду, что в Отрадной есть чем заняться и за стенами приюта.

Жрика строго посмотрела на нее.

– Ты думаешь, заботиться о детях – слишком просто.

Это был не вопрос.

Блажка уверенно покачала головой.

– Нет, но прийти из Ямы…

Жрика подняла обе руки, призывая ее замолчать. Затем повернула их ладонями вверх, растопырив пальцы, и изобразила ими чаши весов.

– Драться с животными в яме под восторженные крики всяких выродков. Или держать, мыть, кормить очаровательных маленьких существ, которые способны максимум случайно тебя опи́сать. Если тебе трудно понять такой выбор, моя девочка, то у тебя очень странные взгляды на жизнь.

Блажка не ответила. Голая правда лишила ее голоса.

Жрика шлепнула ее по голени.

– Ой, не бери в голову. Зуб даю, вы, полуорки, угрюмый народ. И ты вполне себе нормальная. Со временем, может быть, жизнь или смерть тебя изменят. Подерешься достаточно лет и поймешь, что перспектива подтирать маленькие задницы – это совсем не так противно. Тебе даже самой захочется этим заняться. И не потому что у тебя щель между ног! Черт, даже Идрису только этого и хочется, но его дурная башка этого еще не понимает.

И правда вернула Блажке голос.

– Ты права. Есть один отсталый парень…

– Муро.

Блажка изумилась.

– Он правда все тебе рассказывает.

– Рассказывает. И не думай, что я не понимаю, почему ты предложила мне это место. Ты хотела, чтобы ему было легче вернуться, а не потому, что я была так нужна.

– Поэтому ты и была нужна, Жрика.

– Что ж, я свое место заслужу. Помогу завтра чинить крышу.

– А как же заботиться о маленьких милых созданиях?

Полурослица небрежно пожала плечами.

– Надоело.

Блажка вдохнула и собралась было ответить, но Жрика остановила ее, выставив руку.

– Не надо. Я знаю, что ты хочешь сказать. Хочешь спросить меня, почему я не хочу бродить по задворкам мира, откапывая реликвии Белико, как другие из моего рода.

– Хочу.

– Не надо, – повторила Жрика. – Не сейчас. А может, и никогда. Идрис спрашивал, и я ответила то же самое. Я об этом не говорю.

– Понятно, – сказала Блажка, вставая. – Когда увидишь Метлу, скажи ей, что Реальные ублюдки получили разрешение вождя, чтобы она вымыла и одела Дуболома. Скажешь?

– Скажу.

– Спасибо.

Она подошла к двери.

– И Блажка, – окликнула ее Жрика. – Я знаю, почему ты не сменила имя. Оно – как плевок в лицо мужчине, который тебе его дал.

Полурослица снова сказала правду.

– А что, если мы не желаем уходить?

Когда-то Глаусио был всего лишь учеником бакалейщика. Теперь же стоял, поставив руки на стол, и говорил от имени народа Отрадной. Это был невысокий, даже для хиляка, невзрачный мужчина с впалыми щеками и поредевшими волосами. Он не боялся смотреть Блажке в глаза, и в его вопросе звучала твердая решимость.

Блажка осталась сидеть.

– У вас нет выбора. Ни у кого из нас нет.

– И все же я хотел бы получить ответ.

– Как и я, – вставила Колючка, сидя на стуле по другую сторону стола, рядом с Глаусио.

Блажка пригласила в лавку бондаря только их двоих. Оба смотрели на нее холодно, и этот же холод пронизывал их голоса.

– Что, если вы не желаете уходить, – безразличным эхом повторила Блажка. – Тогда вы двое останетесь в Отрадной одни.

– Глупый ответ, – сказала Колючка.

– Глупый вопрос, – парировала Блажка, глядя на них обоих. – Реальные ублюдки проводят всех, кто пожелает жить в другом месте. Все копыто, включая сопляков и ездоков. Защищать Отрадную никто не останется. Почему вы хотите остаться, если знаете это?

Глаусио ответил ей вопросом на вопрос:

– А когда нас… доставят? Что вы будете делать?

– Это уже заботы копыта.

– Они вернутся сюда, – ответила Глаусио Колючка. – Как только смогут.

– Когда-нибудь, возможно. Это наш удел, Колючка. Мы должны вернуться. Это наш дом.

– А разве и не наш тоже? – Женщина сверкнула взглядом.

– Но вы не должны за него умирать.

– Это нам решать, – заявил Глаусио.

– Не вам, – сказала Блажка так, чтобы мужчина расслышал холодную решимость в ее голосе. – Уделье принадлежит копытам полукровок. Полукровок. Все хиляки, которые здесь есть, живут в нем, потому что мы это позволяем.

– Ради обоюдной выгоды. – Глаусио ответил на ее сталь жаром.

– В прошлом. Не сейчас. Ублюдки не могут оставаться на этой земле как копыто. Мы больше не можем вас защищать. Вы должны начать жить по новой, в безопасном месте, где нет такой нужды. Вы должны жить.

Глаусио насмешливо фыркнул и отошел от стола.

– Если переживем дорогу туда, куда вы намерены нас отвести.

– Вы сейчас находитесь в этой комнате, чтобы решить куда, – сказала Блажка, подавляя волнение. – Что же касается дороги, то копыто вас защитит. Когда вокруг не будет стен, мы сами встанем между вами и тем, что может произойти в пути. Я хочу, чтобы никто точно не погиб.

– Ты не можешь быть в этом уверена, – сказала Колючка.

– Но я уверена, что все, кто останется, погибнут.

– Это неправильно, Блажка.

– Это правильно, насколько сейчас может быть.