– Я чуть не зарыдал, увидав, что сделало с нею время… Да иона едва сдержала слезы. Мы и по сей день очень похожи внешне. Разве что мненет нужды закрывать лицо… Ну, если только желая скрыть эту насмешку над бородою– все, что сохранилось от моей мужской сути! – Баграм ожесточенно подергалза те жалкие подобия растительности, которые кое-где обрамляли его лицо. –У меня даже усы не растут, а ведь мужчина без усов – то же самое, что женщинабез волос на голове! – Он улыбнулся, и в этой улыбке Лиза прочла горькуюпривычку смеяться над своею судьбою, чтобы не рыдать над нею непрестанно. –Увы, теперь это уже не моя Гоар. Она окончательно превратилась в Гюлизар-ханым,доверенное лицо господина нашего султана, смотрительницу его гарема ипоставщицу новых и новых красавиц на ложе нашего возлюбленного повелителя.Сердце ее всецело занято Сеид-Гиреем, да… Она уверена, что ханом Крыма долженбыть он, а не его старший брат, Керим-Гирей. Сеид тоже уверен в этом, потомуполностью доверяет Гоар, ценит ее преданность. Но ведь она и в изгнании своемсохранила веру в господа нашего, Иисуса Христа. Значит, я, последний хранительмонастыря Суры-Хач, по-прежнему властен над ее душою. Моя Гоар живет междуненавистью и любовью: к Сеид-Гирею, отпрыску рода ее истязателей и в то жевремя ребенку, коего она взрастила; ко мне, живому напоминанию о страданиях и вто же время ее последнему кровному родственнику, последнему связующему звену сверою отцов. Она любит Сеид-Гирея, но никогда не причинит мне вреда по егоуказке. Она покорна мне, но никогда не сможет пойти против воли Сеид-Гирея…

– А он? Он-то хорош с вами? – участливо вопросила Лиза.

– Аллах кереметли! – усмехнулся Баграм. – Богмилостив!

Я поддерживаю его уверенность в том, что зеркало, кубик исабля, найденные в зыбунах под Аккерманом, принадлежали самому Джамшиду иликакому-нибудь ужасному ифриту, и не устаю любоваться этими поистине диковиннымипредметами, несмотря на неудовольствие Гюрда, который трясется над ними, какнянька над дитем. Я всегда готов дать совет дивану. Я лечу самого султана, весьего гарем и всех воинов. Со мною все почтительны, даже Гюрд…

– Гюрд? – повторила Лиза, удивленная, что, когда Багрампроизносит это злое, короткое, как свист ятагана, имя, в голосе его звенитотголосок страха. – Кто же он?

– О Рюкийе… – тяжело вздохнул Баграм. – Гюрд, по кличкеБеязь, что значит «белый», – имельдеш [104] Сеид-Гирея,чорбаджи-баши [105] и хранитель священных предметов Джамшида.Говорят, волшебная сабля слушается только его. И чего бы я только не дал, чтобытебе не встретиться с ним никогда!

Трудно поверить, что Сеид-Гирей так ни о чем и не проведал.Гюлизар-ханым и эфенди Баграм молчали, будто воды в рот набрав, и Сеид-Гирейзнал только то, что знал: сколопендра укусила Рюкийе, но Эбанай ее излечил.Сеид-Гирей дотошно выспросил Рюкийе о боли и страхе, которые она испытала, апотом неистово овладел ею. Лиза, распятая его сухим, жарким, сильным телом,думала, что ее любовник был бы еще более пылок – как адский пламень! –когда б узнал о том ужасе, которого натерпелась Рюкийе в потайном ходе. Однакорассказать ему об этом было все равно что самой себе затянуть на шее удавку.

Жизнь Рюкийе была жизнью затворницы. Встречаться с другиминевольницами Лизе запретил Сеид-Гирей, да и сама она этого не желала, а встречис Чечек просто побаивалась. Жаль было, однако, что по этой причине она не моглавыходить к водоему: началась ужасная жара, и гаремницы не вылезали из воды. ДоЛизы то и дело доносились веселый визг и плеск, а она изнемогала от духоты изависти. В конце концов они вместе с Баграмом, который старался проводить у неевсе свободное от служения в диване время, упросили Гюлизар-ханым устроить вкомнатушке, смежной с Лизиной опочивальней, нечто вроде холодной мыльни.Комнатушка была чуть просторнее кенефа [106], освещалась лишьнезарешеченным оконцем почти под самым потолком; однако в ней разместились двачана: полный прохладной воды и пустой. И вот теперь Лиза, когда зной слишком ужтомил ее, то и дело пробиралась в свой «хамам» и вволю обливалась там холодноюводою. Комнатушка имела две двери: одна, всегда запертая, вела в общую залу иопочивальню Чечек, а другая – в Лизин покой.

Как-то раз с утра парило сильнее обыкновенного. Лиза,которой уже вовсе непереносимо сделалось сидеть в новом розовом платье скорсетом на китовом усе и слушать отдаленный женский хохот и манящий звон водыв мраморном бассейне, наконец не выдержала. Теперь было время дивана, ожидатьСеид-Гирея скоро не приходилось. Гюлизар-ханым отлучилась за каким-то делом, навсякий случай заперев опочивальню снаружи. Последнее время Лиза наловчиласьсама управляться с крючками и завязками своих платьев, а в этом и вовсешнуровка была на лифе спереди, так что она проворно разделась, мгновениелюбовалась в зеркале своим порозовевшим, налитым, приятно округлившимся телом –на левой груди, словно роза, цвел поцелуй Сеид-Гирея – и прошла в мыльню.

Она долго блаженствовала, сначала вылив на себя воду изодного чана, а потом забралась в опустевший и снова медленно поливала себя изглиняного обожженного ковшика. Намывшись, вспомнила, что позабыла прихватитьмягонькую льняную простынку, которой было так приятно осушить мокрое тело.Вылезла из чана и босиком прошлепала к двери, ведущей в опочивальню. Толкнула иобнаружила, что дверь заперта.

Лиза удивилась, но потом подумала, что Гюлизар-ханымнечаянно опустила засов. Хотя нет, он такой тяжеленный, что нечаянно его никакне опустишь! Может быть, служанка пришла подмести пол да и заперла дверь вмыльню? Но она не могла не услышать плеск воды. Появился неожиданно Сеид-Гирейи, не найдя Рюкийе терпеливо ждущей, разгневался и запер ее? Нет, вряд ли. Такоеуже как-то случилось, и Сеид-Гирей пришел в неистовство. Но в неистовствосовсем иного рода: увидав купающуюся Рюкийе, он сорвал с себя одежды и бросилсяк ней в чан, едва не утопив ее и в то же время едва не задушив в объятиях, да исам нахлебался воды до кашля.

Лиза зябко повела плечами. Значит, кто-то запер ее нарочно.Кто и зачем? Озноб усилился при мысли о Чечек… Но как ей пробраться в покоиРюкийе? Впрочем, если даже и впрямь Чечек напакостила, ну что за беда посидетьнесколько минут в мыльне? Услышит тяжелую поступь Гюлизар-ханым за дверью,окликнет ее, вот и вся недолга.