Обращался он к Шакенову. Тот застыл, как шаман при переходе от одного ритуального танца к другому. Неподвижные черты лица выражали страшную работу мозга.

В руке блестела чернь пистолета. Оставалось только гадать, каким будет его следующее движение.

– Развяжи, – шепнул Тихон Владу и подсунул связанные руки, загородив спиной.

Глаза Ильяса померкли, зрачки медленно закатились под широкие веки. Узкие щели глаз пусто белели на смуглом лице.

Шакенов шевельнулся, повел головой, чувствовалось, что он пришел к какому-то выводу.

– Я еще никого не убивал, – неуверенно произнес председатель колхоза, словно ища оправдания.

– Его еще можно спасти, – кивнул Тихон на Ильяса. Кисти рук уже чувствовали долгожданную свободу, надо было только отвлечь внимание Шакенова. Он крикнул: —У вас есть верблюд! Вы успеете отвезти его к врачу.

– Я никого не убивал. Все делал он. – Взгляд председателя уперся в лицо водителя. Ильяс прерывисто дышал, красная слюна стекала по дергающемуся подбородку.

– А как же милиционер Петелин? – спросил Тихон, скрытно разминая освобожденные кисти рук. Уверенность вновь вернулась к нему.

– Петелина я не убивал! Он сам! – встрепенулся Шакенов, переведя взгляд на Заколова. – Он заехал ко мне – угрюмый, бледный… Попросил поехать с ним. Толком ничего не говорил, только твердил: я хочу показать место, где его оставил. Я спрашивал: кого, зачем? Он только отводил глаза. Я сел в машину, а он пер и пер вперед. Он был пьян, от него несло водкой. Мне казалось, что он придумал, как это говорят… хохму. А когда подъехали и увидели труп офицера милиции в форме, присыпанный песком, я обомлел… Ничего себе – хохма! Я даже не заметил, как он достал пистолет, а когда ствол уже упирался в висок, он сказал: «Андрея я застрелил случайно, пьяным был». И сразу выстрел – голова в сторону, кровь на стекле, а рука с пистолетом валится на меня. – Шакенов закрыл глаза и опустил руки. – Вот так было…

Задумавшийся Ахан Бекбулатович стоял в двух метрах от Заколова. Броситься на него или разбежаться с Владом в разные стороны? Председатель колхоза вряд ли хорошо стреляет. Если побежать одновременно – один наверняка уцелеет.

– Бежать можешь? – тихо спросил Заколов у Перегудова.

– Попробую. Только ноги отлежал.

В ответе не чувствовалось уверенности. Значит, Влад не сможет быстро юркнуть в темноту. Сколько он пролежал в могиле? Каково было в тесном склепе среди человеческих останков? И как он там оказался?

Тихон сообщил про тайник Карасько, тот поделился с братьями Перегудовыми, и они очень верно решили, что преступники захотят перепрятать эти трупы. Нет тел – нет преступления. И тот, кто вскроет тайник, – тот и убийца! Они просто решили их сфотографировать. Думали, что этого будет достаточно.

Раз Влад не в состоянии бежать, остается только одно – броситься на Шакенова. Главное – выбить у него пистолет, а дальше преимущество будет на стороне молодых и более сильных студентов.

Перешептывание привлекло внимание председателя колхоза. В тот миг, когда ноги Тихона напряглись, плечи подались вперед, а кулаки готовы были выскочить из-за спины, Шакенов резко вскинул руку и нажал на курок. Пуля взрыхлила песок под ногами Заколова.

Момент внезапности был утерян.

– Стоять! – приказал Шакенов. – Мне терять нечего, – и, словно сам себя убеждая, прислушиваясь к звучанию вырвавшихся слов, медленно повторил: – Мне терять нечего.

Тихон покосился на лежащего Ильяса – хрипы прекратились, Ильяс не дышал. А еще Карасько! Шакенову действительно теперь нечего терять! Тихон распрямил плечи и заслонил Влада.

– Беги! – шепнул он. – Отступай в темноту.

Но рассвет уже рассеял черноту небосвода, из мрака выпятился бугорок скрюченной фигуры подстреленного Карасько, холодом дышала черная дыра древней могилы. Сзади Тихон услышал приближающиеся шаги верблюда. Очевидно, животное, испугавшееся выстрелов, возвращалось к хозяину, но как-то слишком поспешно. Частые шаги стихли прямо за спиной. Верблюд недовольно всхрапнул.

Заколов обернулся. Мурат, остановивший верблюда, ловко спрыгнул на землю.

«Все! Теперь их двое. Даже Влад не сможет уйти!» – расстроился Тихон.

Но Мурат, вопреки ожиданиям, тут же встал перед Тихоном и раскинул руки.

– Отец! Остановись! – Он лихорадочно пытался поймать ускользающий взгляд Ахана.

– Я же связал тебя! Ты зачем пришел? – не сдерживая раздражения, крикнул старший Шакенов. – Отойди в сторону. Ты все испортишь!

– Бегите! – Мурат на мгновение обернулся к студентам.

– Нет! Стоять! – жестко крикнул Шакенов.

– Отец, опомнись! Так дальше нельзя! – Мурат только тут обратил внимание на бездыханное тело Ильяса. – Кто его? – испуганно спросил он у Тихона.

– Он, – Заколов украдкой показал на Ахана и, видя гримасу боли на лице Мурата, добавил: – Случайно.

Но тут же взгляд Тихона перешел на неподвижное тело Карасько. Злость вскипела в нем:

– А там наш преподаватель… И тоже он…

– Отец! Что ты наделал?! – Мурат опустил руки.

– А там еще три невинные жертвы! – Заколов полностью распрямился и указывал на раскрытый склеп.

Тихон толкнул локтем Влада, тот начал отступать.

– И все это ради чего? – Тихон уже негодовал. – Ради власти в маленьком ауле?

– Отойди! Быстро! – зло скомандовал Ахан сыну сделал шаг в сторону, пытаясь поймать на мушку ненавистного студента.

– Нет! – Мурат выставил вперед ладони.

Но Тихон уже не таился:

– Вы хотели видеть вокруг подобострастные взгляды? Или испуганные? Что вам эта власть? Сытный паек или аплодисменты на собраниях?

– Мне терять нечего! – И без того узкие глаза Шакенова превратились в жалящие щели. Ствол пистолета, как глаз алчного хищника, следил за Тихоном. – Что ты, сопляк, понимаешь в людях? Я двадцать лет здесь главный! И думаешь – это предел моих мечтаний? Нет! Я был глуп в молодости и очень малого пожелал тогда, двадцать лет назад. Все эти годы я ждал возвращения Шихи! И вчера я ее нашел!

Ахан на миг прикрыл глаза, выпятил губы и жадно втянул носом аромат воспоминания.

– Да, я ее нашел! И теперь начнется новый этап в моей жизни. Да знаешь ли ты, что шестьдесят лет назад Шиху видели в степи под Царицыном. Мне рассказывал дед, отец Бекбулата. Тогда один мелкий партийный начальник со стальной кличкой пробовал ее молоко. Он оказался умнее меня, его амбиции были выше моих. И он взлетел на такие высоты! Его узнали во всем мире! И что такое моя жалкая плата, – Ахан провел руку широкой дугой над могилой и поверженными Ильясом и Карасько, – по сравнению с тем, что заплатил за власть тот человек? Но вчера я вновь пил молоко Шихи. И ты меня не сможешь остановить. Видимо, плату с меня требуют уже авансом.