Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Осьмиглаз нашёл меня в Теневых мирах! – сказала Окипета. – Мы были с твоей мамой, Филат! Она жива. В Теневых мирах она отыскала маленького баранца… Ягнёнка. Его мать сожрал змей… Она помогла ему окрепнуть. Твоя мама надеялась, что когда-нибудь, когда баранец вырастет, он поможет ей пробиться наружу. Сюда… в наш мир… Ведь взрослые баранцы всегда находят проходы между реальностями.
– Где она сейчас? – перебил стожар.
– У меня было золотое руно, у твой мамы – баранец. Это хорошие козыри, но даже они решают не всё. Особенно в верхних слоях. Подниматься из Теневых миров – это как выбираться из осыпающейся ямы. Царапаешь стенки, а кругом всё осыпается… Все эти предметы – они как тени самих себя… Хватаешься за камень – а под ним ещё, ещё, ещё один… И ничего тебя не держит! Осьмиглаз очень нам помогал. Часто он бывал тем единственным реальным предметом, за который мы могли ухватиться… Мы наступали ему то на плечо, то на голову. Осьмиглаз подкидывал нас как пушинки и выбрасывал из трещин… Без него мы совершенно не прошли бы первую, самую трудную часть пути.
– Перестань! – пророкотал Осьмиглаз. – Не терзай душу! Ты ведь знаешь, ЧЕМ всё закончилось!
– Ты боролся. Это главное… – отрезала Окипета. – Мы почти выбрались. Мы уже видели Гороховую, видели этот дом. Трудно описать… Это как выныривать из глубины… Всплываешь – и уже различаешь солнце, небо, но между вами ещё слой воды… А тебе так нужно сделать вдох! Воздуха нет совершенно… Пытаешься вдохнуть – а там ещё вода… И ещё, и ещё вода… Но солнце уже близко… Но ты уже не веришь, что оно рядом! Тебе кажется, что оно тебя дразнит!
– И вы застряли? – нетерпеливо перебил Филат.
Окипета скосила глаза на Осьмиглаза и понизила голос до шёпота:
– Чем ближе к поверхности, тем ему становилось тяжелее. Он спорил сам с собой, придирался к нам… Обвинял нас в том, чего мы не делали… Какой-то бред, совсем без повода! Мы понимали это, со всем соглашались, пытались его успокоить, но он злился… Утверждал, что мы молчим, чтобы выводить его из себя! Задавал какие-то вопросы… Сам на них отвечал… Сам себя одёргивал! Кричал себе: «Хватит!» Никогда мне не было так страшно!
– Чем ближе к поверхности – тем сильнее контроль Фазаноля, – сказала Настасья.
– Мы это понимали, но легче не становилось. Он заводился всё сильнее. А потом… – Окипета замялась, с сомнением взглянув на стожара. – Нет, ничего!
– Рассказывай! – сквозь стиснутые зубы потребовал Осьмиглаз. – Давай, валяй! Расскажи ему, что я набросился на его мать!
– Что ты сделал?!
Теперь уже Ева удерживала Филата. Ей помогал малыш Груня. У него это получалось явно лучше, чем у Евы.
– Ладно, пусть говорит! – сказал Филат.
Окипета кивнула. Говорила она осторожно, тщательно подбирая слова.
– В последний момент, когда мы были почти у поверхности, Осьмиглаз схватил твою маму и стал отбирать у неё баранца… Я прыгнула на него, но он был сильнее нас обеих… Мы дрались где-то здесь, в одном из отражений дома с ротондой… вышибали двери, скатывались по лестнице…
– Мама не могла проиграть! Она отлично дерётся! – сказал стожар. На Осьмиглаза он старался не смотреть.
– Твоя мама знает кучу стожарских уловок. Это да. Но это здесь. А там всё иначе… там как во сне! Едва ты подумал о чём-то ужасном – а оно уже рядом! Тебя ударяют стулом – а он проходит сквозь тебя, потому что это не сам стул, а тень его тени… И двери… они рвались как картон. Реальными были только мы, руно и баранец. В какой-то момент Осьмиглаз сшиб меня с ног и занёс надо мной каменный кулак… Я решила, что всё, смерть. Ведь кулак у него будто молот… А потом Одноглаз вдруг отпустил меня и стал сражаться с самим собой! Это было ужасно! Он бил самого себя и кричал: «Не трогай её!» Это продолжалось долго… Все эти раны он нанёс себе сам… А потом он вдруг перестал наносить удары и позвал меня… Это было здесь, в этой комнате… Мы ощущали, что мы где-то совсем рядом от реальности, но выбраться не могли… Нас отделяли, возможно, всего один или два слоя. – Окипета бережно смахнула со щёк и лба Осьмиглаза мелкие камни. Тот оттолкнул её руку.
– Ты ничего не понимаешь. Я бился не с собой, а с Фазанолем! – угрюмо произнёс он.
– Да! Ты сражался с Фазанолем в себе, и ты победил!
Осьмиглаз скривился:
– Победил?! Я?! Взгляни, что со мной стало!
– Ты победил! Фазаноля в тебе больше нет!
Тролль дрогнул здоровым плечом:
– Ну, это ещё неизвестно… Может, ему сейчас от меня ничего не нужно. Ведь баранца он уже получил…
Настасья, сдвинув брови, вопросительно уставилась на Окипету.
– Да, – кивнула та. – Пока мы дрались, баранец продолжал подниматься. Ведь это же просто мирный молодой барашек, прорастающий во внешний мир! Барашек, который хочет искупаться в лунных лучах! Он проходил слой за слоем, а мы застряли совсем близко к поверхности, но не на поверхности! Мы были как призраки! Все видели, но без баранца не могли сдвинуть даже пылинки! И так пока не появились вы и не качнули этот комод.
– Вы видели, как Фазаноль забрал баранца? – спросила Настасья.
– Не Фазаноль. Пламмель. Он появился вместе с Лайлапом. Проход, проделанный баранцом, тогда ещё не совсем закрылся.
– А где моя мама? Почему она не с вами? – спросил стожар. Он думал, что ответит Окипета, но ответил тролль. Голос его звучал как из колодца:
– Её с нами не было. Незадолго до того, как кинуться на Окипету, я далеко отбросил твою маму. Она скатилась по лестнице – и вдруг пропала… Может, попала в пространственный карман?
– Она где-то рядом! Она не погибла! – торопливо добавила гарпия. – Её отделяет от нас всего пара слоёв! Почти наверняка она видит нас или может слышать. Но только вот… – Окипета не договорила, но стожар и без неё понял, что она не договорила: «Но только это ничего не значит! Твоя мама будет тебя видеть, а ты её – нет!»
Осьмиглаз привстал на локте. Его единственный глаз был устремлён на стожара.
– Прощения не прошу и прощения от тебя не жду!.. Ищи баранца! Он выведет тебя к маме!
– Где прячется Пламмель? – резко спросил Филат.
– Думаю, там же, где Фазаноль.
– Как я найду его?
– У вас есть пёс! Он поможет найти баранца.
– Пёс не возьмёт след баранца!
– Возьмёт. Пламмель дёрнул баранца слишком резко и оборвал у него часть корня! – Осьмиглаз разжал ладонь. В руке у него был зажат обрывок корня. Корень кровоточил оливковой магией, вытекающей из него каплями.
Привет, дневничок! Когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, меня все дико раздражали. Мои родители воспринимали мой тяжёлый период как болезнь. Им хотелось, чтобы я поскорее выздоровела. Мама всё время повторяла: «Скорее бы ты выросла!»