Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ришелье прочищает ухо и смотрит на нас с явным удовольствием. Луиза немного нервно смеется. Голос у нее довольно хорош, но слабоват и, конечно, уступает голосу Марианны.
– Не уверена, что нам дали надлежащее образование, сир, – говорит она. В ее голосе звучат умоляющие нотки, которые король оставляет без внимания.
Марианна не соглашается с сестрой и вскакивает из-за стола.
– Это же так здорово! – восклицает она и бросает на короля умильный взгляд. – Мы вчетвером споем для нашего государя. Какая честь! Давай, Диана, поднимайся с места, ты тоже, Луиза.
Мы собираемся у стула Гортензии.
– Давайте споем «Воспоминания о Полине»! – выкрикиваю я и тут же понимаю, что выпила слишком много и голос мой звучит громче, чем всегда.
– Нет-нет, замолчи, – шипит мне в ухо Марианна и щиплет меня за руку.
Гортензия предлагает «Жениха и невесту», заявляя, что это превосходная песня.
– Да-да, – подхватывает король. – Только вы подойдите ближе друг к дружке. Обнимите друг дружку за талии. Держитесь за руки, касайтесь друг дружку. Да, вот так, еще ближе.
Мы, словно марионетки, приникли друг к другу, сминая фижмы и смеясь, и начали петь. Я не очень-то хорошо пою, но мне нравится петь, я получаю от этого удовольствие. Стоящая рядом Луиза негромко проговаривает слова, и я вижу, как проступает беспокойство на ее лице, покрытом бисеринками пота от выпитого шампанского. Красивый голос Марианны звучит громче и чище всех; лицо ее обращено к потолку, тогда как Гортензия поет истинно ангельским голосочком. Глаза короля мечутся от одной из двух к другой.
Бедняжка Луиза – на нее он вовсе не смотрит. Я крепче обнимаю сестру, прижимаюсь к ней, потому что чувствую: она нуждается в утешении. Забавно, ведь она старше, а я намного ее моложе.
От Гортензии де Флавакур
Версальский дворец
22 октября 1742 года
Дражайший супруг!
Шлю Вам привет от королевского двора. Я рада, что Вы настаиваете, чтобы я писала Вам ежедневно. Это позволяет мне больше думать о моей любви к Вам и горячем желании оставаться преданной и верной супругой. Клянусь Вам снова и снова, что это место – источник всевозможных скандалов – не вызвало во мне никакой перемены и я сохраняю Вам совершенную верность и душой, и телом.
К сожалению, не обо всех это можно сказать. Опасаюсь того, что Марианна может последовать по пути Луизы и Полины, а может быть, и Диана, хотя в этом я не уверена и не хочу распространять сплетни. Король – красивый мужчина. Не столь красив, как Вы, дорогой супруг мой, но все же он весьма привлекателен – полагаю, что Марианна потеряла от него голову. Не думаю, что его она взволновала. Несколько раз Его Величество беседовал со мною наедине и объявил меня самой красивой среди всех моих сестер. Прошу Вас, не ревнуйте и не гневайтесь, Вы должны быть полностью уверены, что в моем сердце есть место лишь для Вас одного. Но если государь наш желает сделать мне комплимент, не могу же я ему в том препятствовать.
Я молюсь за Марианну, дабы она не последовала по стопам наших падших сестер. Она, впрочем, не прислушивается к моим мольбам.
Вкладываю в письмо локон моих волос. Надеюсь, что я выбрала то, что нужно. Ведь, как я поняла, об этом Вы просили меня в предыдущем своем письме. Если же я допустила ошибку, прошу покорно простить меня. Да будет Вам известно, что я не совершила бы столь предосудительного и недостойного поступка, если бы не ведала, что такова Ваша воля.
С нетерпением жду окончания нынешнего года, когда мы снова будем вместе.
С преданнейшей любовью,
Версаль
Октябрь 1742 года
В Версале находятся едва ли не самые лучшие в мире оранжереи, фруктовые сады и огороды со всевозможными овощами. Летом, во время одного из визитов под видом доктора, король обещал, что с великим удовольствием покажет их мне. Да, и не забыть о Гарнье – король сказал, что я вольна взять столько саженцев, сколько пожелаю, и отослать их в Бургундию.
Король отказывается от удовольствий охоты ради того, чтобы провести время после обеда со мною в оранжереях и садах. В сопровождении малой группы придворных Его Величество показывает мне теплицы, многочисленные грядки с овощами и фруктовые сады. С нами Луиза, она обвивает руку короля, словно плющ. Гортензия совсем плохо себя чувствует вследствие беременности и, слава Богу, сопровождать нас не в силах.
Мы проходим извилистыми дорожками мимо посадок гороха и бобов и попадаем в царство инжира. Подумать только, инжир в октябре месяце! Король срывает один плод с ветки и умело его разделяет на половинки. Вгрызается в спелую красноватую мякоть, не сводя глаз с меня. Я вдруг ощущаю сильный голод.
– Это лучшие фиги в мире, – объявляет де Мёз, пробиваясь в первый ряд свиты. – Они известны в целом свете своей сладостью и нежностью. Только такие и могут родиться в этом дворце – вот почему Лафонтен[33] однажды уподобил их бедрам Венеры и добавил, что…
– Довольно, друг мой, – мягко перебил его король и протянул Мёзу остатки плода.
Один из садовников приносит нам мисочку великолепной мелкой клубники, а другой с гордостью демонстрирует пополнение коллекции трав. Мы выбираем нежный побег пажитника, который отправится в Бургундию вместе с саженцем фигового дерева, и затем направляемся назад, во дворец. Предвечернее время великолепно. Прозрачный осенний воздух согрет солнцем, небо сияет лазурью. Король отмахивается от поданных стульев и предлагает прогуляться пешком.
– Ах, Марианна, твой месье Гарнье будет счастлив получить такие растения, – весело произносит Луиза.
– Ты права, – бормочу я.
Мы идем вдоль обширной глади озера Швейцарской Гвардии, не имея охоты возвращаться во дворец и тем заканчивать восхитительный вечер. У короля важная неспешная походка, и он с легкостью приноравливается к нашему медленному прогулочному шагу.
– Когда-нибудь я устрою здесь настоящий ботанический сад. Наподобие Ботанического сада в Париже. Подлинное чудо света, где будут собраны все до единого растения, способные произрастать в теплицах. Одно дело – вырастить пятнадцать сортов груш и еще больше яблок, но много ли мы знаем о прочих фруктах? О цветах? О травах? Как было бы славно иметь здесь, в Версале, все растения из самых отдаленных краев.
– В таком предприятии, сир, я охотно приняла бы живейшее участие, – говорю я.
Лучи заходящего солнца скользят по глади искусственного озера. Все вокруг словно бы потяжелело, замедлило движения. И все какое-то необыкновенное. Вдали что-то горит, резкий запах пробивается в прозрачном теплом воздухе.
– А что еще, Ваше Величество, нравится вам столь же сильно, как ваши растения? – задаю я вопрос.