Синецветье теперь платило дань королю Эзгаре Дисканару, города-государства были раздавлены, и на островах осталась лишь горстка козопасов и рыбаков, а Коланс замкнулся в изоляции после какой-то гражданской войны несколько десятилетий назад.

Брису было трудно представить человека, который не в состоянии защитить себя – по крайней мере, взрослого человека, – но Турудал Бризад был именно таков. В самом деле, консорт называл себя предтечей, провозвестником такой жизни, когда военная служба – удел должников и умственно неполноценных. Хотя Брис поначалу усмехался, когда ему пересказывали слова Бризада, его недоверие пошатнулось. Летерийская армия была по-прежнему сильна, но все больше увязывалась с экономикой. Каждая кампания давала возможность обогащения. И среди гражданского населения – торговцев, коммерсантов и всех, кто обслуживал бессчетные потребности цивилизации, – мало кто думал о военной подготовке. Теперь на военных смотрели со скрытым презрением.

Пока мы им не понадобимся, разумеется. Или пока они не найдут способ получать прибыль от наших действий.

Брис завершил тренировку и задержался посмотреть – кто уйдет, а кто останется для самостоятельных занятий. Большинство остались, что порадовало. Ушли только двое – Брис знал, что это шпионы королевы в охране. Как ни смешно, об этом знали все.

Брис убрал меч в ножны и подошел к Турудалу Бризаду.

– Консорт.

– Финадд. – Консорт легко наклонил голову.

– Вы не заблудились? Не помню, чтобы я видел вас здесь раньше.

– Дворец словно опустел, не находите?

– Да, – рискнул Брис. – Явно меньше криков.

Турудал Бризад улыбнулся.

– Финадд, принц молод. Некоторая порывистость вполне естественна. Канцлер хотел бы с вами побеседовать – в удобное для вас время. Полагаю, вы вполне оправились после похода?

– Королевские врачеватели, как обычно, проявили высокое мастерство, консорт. Благодарю за внимание. О чем канцлер хочет поговорить со мной?

Консорт пожал плечами.

– Я не спрашиваю. Я только передаю, финадд.

Брис посмотрел на консорта.

– Я принимаю приглашение Трибана Гнола. Через удар колокола?

– Прекрасно. Будем надеяться, что это не распалит вражду между канцлером и седой.

Брис удивился.

– А существует вражда? Я не слышал. Если не считать обычного столкновения мнений… – Он подумал и добавил: – Я разделяю ваше беспокойство, консорт.

– Вы замечали, финадд, что мир приводит к противоборству?

– Нет, поскольку такое замечание абсурдно. Противоположность мира – война, а война – крайнее проявление противоборства. По-вашему, получается, что жизнь сводится к колебанию между противоборством в мире и противоборством на войне.

– Не так уж и абсурдно, – сказал Турудал Бризад. – Мы постоянно ощущаем стресс. И внутри себя, и вовне. Мы можем много говорить о поисках равновесия, но в душе каждого горит желание вражды.

– Если в душе у вас разлад, консорт, – сказал Брис, – то вы умело это скрываете.

– Здесь этого умения у всех в избытке, финадд.

Брис выпрямился.

– У меня нет намерения наслаждаться враждой. Я по-прежнему скорее не согласен с вашим допущением. Так или иначе, сейчас я должен вас покинуть, консорт.

Возвращаясь в свою комнату, Брис обдумывал слова Турудала Бризада. Возможно, в них скрывалось предупреждение; впрочем, если не считать обычного предположения, что все не так, как кажется, – а во дворце это самоочевидно, – Брис не мог постичь тонких намерений консорта.

Что касается Бриса, стресс был заложен в его складе ума. Он родился с готовыми взглядами на мир, и взгляды эти огранились природой и воспитанием. Возможно, на каком-то примитивном уровне борьба за жизнь – это стресс, но это не то же самое, что борьба, порожденная активным разумом, с бурей желаний, чувств, тревоги и ужаса, безжалостный диалог со смертью.

Брис давно понял, чем именно привлекли его боевые искусства. Мир сражений, от дуэли до военных кампаний, был по сути редукционистским, простым и недвусмысленным. Угрозы, соглашения и уступки прописывались длиной летерийского клинка. Самодисциплина давала средство управлять своей судьбой, и это позволяло снизить вред от стресса, особенно если понять, что смерть использует слепой шанс, когда не остается других средств, и остается лишь принять последствия, как бы ни были они жестоки. О высоких материях можно, если захочется, порассуждать на досуге – но не лицом к лицу с врагом, когда в дело идут клинки.

Физические законы накладывают некоторые ограничения, и Брису нравилась ясная предсказуемость – достаточная в качестве основы, вокруг которой можно строить жизнь.

Жизнь Турудала Бризада была не столь определенной. Внешние данные, привлекающие людей, были его единственным аргументом, а никакие упражнения не в состоянии сдержать бег неумолимого времени. Разумеется, могут помочь алхимия и чародейство, однако темный прилив неохотно идет на уступки – он подчиняется собственным непреложным законам. Хуже того, сила Бризада зависела от прихоти других. Пусть он хоть какой профессионал, каждый его партнер – бездонный колодец необузданных чувств, желаний поймать Бризада в ловушку. Внешне, разумеется, все правила соблюдались. В конце концов, он консорт. У королевы есть муж. Канцлеру древними законами запрещены любые официальные отношения и с женщинами, и с мужчинами. У Турудала Бризада не было никаких прав; зачатые им дети не получили бы ни имени, ни власти – а королеве надлежало следить, чтобы такой беременности не случилось. До сих пор она блюла запрет.

И все же ходили слухи, что Джаналл отдала сердце Бризаду. Трибан Гнол вполне мог сделать то же, и это привело бы к разрыву давнего союза между королевой и канцлером. В таком случае Турудал Бризад мог стать ареной битвы. И понятно, что он страдал от стресса.

Но чего хотел сам консорт? Отдал ли он кому-то свое сердце? Кому?

Брис пришел в свою комнату, снял пояс и доспехи, потом избавился от пропитанного потом исподнего. Полил себя ароматным маслом и соскреб его деревянным гребнем. Поверх чистой одежды он надел парадные доспехи, вместо тяжелого учебного меча вложив в ножны на поясе свой обычный меч. В последний раз окинув взглядом скромное жилище, Брис заметил, что перевязь ножей на полке лежит неправильно, – комнату перерыл очередной шпион. Разумеется, он не был столь небрежен, чтобы неправильно положить на место ножи – их переложил тот, кто шпионил за шпионом, чтобы дать Брису знать, что прошел очередной поиск невесть чего. Как и каждую неделю.

Брис положил ножи правильно и вышел.

– Входите.

Брис перешагнул порог и замер, оглядывая захламленную палату.

– Сюда, королевский поборник.

Брис пошел на звук голоса и увидел седу, подвешенного на кожаных ремнях, свисающих с потолка. Куру Кван висел лицом вниз на высоте человеческого роста, а на голове у него был странный металлический шлем с многочисленными линзами, укрепленными в щелевых оправах перед глазами. На полу лежала древняя пожелтевшая карта.