– В дом Тегола Беддикта.

– Погоди, – возразил Тегол. – Я не смогу обеспечить…

– Я их быстро потрачу, – заверила Шурк.

– Ладно, хотя меня это не радует. Подозрения начнут расти, как…

– Прекратите пялиться на перила, хозяин.

– Странников сон!.. Идем отсюда.

Гроза прошла. Вода текла по улицам, но люди уже снова выходили из домов. Начинало темнеть. Шурк Элаль остановилась на нижней ступеньке лестницы «Храма».

– Я приду к тебе на крышу, Тегол Беддикт. В полночь.

– А как же Ублала Панг?

– Я передумала.

– Ублала Панг выжил на Утопалках. Он прошел по дну канала. У вас много общего, если подумать.

– И он солидно оснащен, – добавил Бугг.

Тегол скривился.

– Приведи его на крышу ночью, – сказала Шурк.

– Вы сговорились сделать меня несчастным, да? Уходите с глаз моих, оба. Я прогуляюсь. Бугг, когда вернешься домой, приберись. Шанд наверняка скоро явится буянить. Скажи ей, меня не будет до завтра. Очень важное дело…

– Какое важное дело?

– Не знаю. Придумаю что-нибудь. Как продвигается работа по фундаменту?

– Копаемся.

– Так разберись.

– Вы не поняли, хозяин. Все идет по расписанию.

– Все я понял, я просто злюсь. И пойду искать более разумных собеседников. – Он повернулся сказать последнее слово Шурк, но той уже не было. – Проклятая воровка. Ступай, Бугг. Погоди, что на ужин?

– Листья банана.

– После рыбы?

– Разумеется, нет, хозяин.

– А после чего?

– Что в них было завернуто, определить невозможно. И, пожалуй, это к лучшему.

– Боги, как мы выживаем?

– Хороший вопрос, хозяин. Действительно непостижимо.

Тегол какое-то время смотрел на слугу, потом жестом отпустил его.

Бугг повернул направо, так что Тегол пошел налево. Потеплевший воздух все же был свежим после дождя. Мокрые собаки рылись в мусоре, скопившемся в лужах. Коты гонялись за тараканами, выползшими из стоков. Нищий нашел кусочек мыла и стоял голый под потоком воды из треснувшего водосточного желоба, намыливаясь и напевая жалобную песенку, популярную сто лет назад. Жители воспользовались неожиданным ливнем и освобождали ночные горшки из окон, чтобы не тащиться несколько десятков шагов до ближайшей общественной свалки. Отходы жизнедеятельности плавали в лужах, а потоки несли по канавам облепленные мухами островки, которые слипались в жужжащие плоты, сочащиеся желто-коричневой жижей.

Прекрасный вечер в городе Летерасе, решил Тегол и осторожно принюхался, прежде чем глубоко вдохнуть и с удовольствием выдохнуть. Он добрался по улице до канала Квилласа и пошел в сторону реки. Справа торчал лес мачт рыболовных лодок, пришвартованных на время бури. Брезент снимали, экипажи торопливо работали черпаками – чтобы успеть выбраться на открытую воду, пока не угас дневной свет. На пристани полдюжины городских гвардейцев пытались выловить в мутной воде труп, а толпа зевак подавала советы солдатам с баграми. В небе кружили чайки.

Тегол миновал старый дворец и, свернув в переулок, прошел запутанным путем до башен. Одна башня явно отличалась строением от других – она была не круглой, а квадратной. Странные треугольные окна заросли дикой лозой. Почерневшая деревянная дверь пряталась в тени. Тегол не мог понять, как такая дверь могла сохраниться – обычное дерево рассыпалось бы в прах столетия назад.

Во дворе никого не было видно.

– Кубышка! Детка, ты здесь?

Неопрятная фигурка появилась из-за дерева.

Тегол с уважением произнес:

– Классный фокус, девочка.

Она подошла к нему.

– Тут ходит художник – рисовать башню. Он и меня хочет нарисовать, но я прячусь за деревьями. А он сердится. Ты – тот человек, который спит на крыше своего дома. Очень многие пытаются за тобой шпионить.

– Да, я знаю. Шурк говорила, что ты, э-э… занимаешься ими.

– Она сказала, что ты сможешь выяснить, кто я.

Тегол смотрел на девочку.

– Ты часто в последнее время видишь Шурк?

– Только раз. Ее всю починили. Я еле узнала.

– Мы и тебе можем такое устроить, если захочешь.

Неряшливое, испачканное землей личико сердито сморщилось.

– Зачем?

– Зачем? Чтобы ты была не так заметна. Разве не приятно тебе было бы выглядеть как Шурк сейчас?

– Приятно?

– Ну хотя бы подумаешь об этом?

– Ладно. Ты вроде бы добрый. И вроде бы мне нравишься. Мне многие не нравятся, но ты нравишься. Можно, я буду звать тебя папой? Шурк – моя мама. Не по-настоящему, но я так ее зову. А еще я хочу братьев и сестер. – Девочка помолчала и спросила: – Ты поможешь мне?

– Постараюсь, Кубышка. Шурк сказала, что башня разговаривает с тобой.

– Не словами. Мыслями. Чувствами. Она боится. В земле есть кто-то, кто хочет помочь. Когда он выберется, он нам поможет. Он мой дядя. А плохие меня пугают.

– Плохие? Кто? Они тоже в земле?

Девочка кивнула.

– Они могут выбраться из земли раньше, чем твой дядя?

– Если смогут, они нас всех уничтожат. Меня, дядю и башню. Они так сказали. И тогда освободятся остальные.

– А остальные тоже плохие?

Девочка пожала плечами.

– Они почти не говорят. Только одна. Она сказала, что сделает меня императрицей. Я хочу быть императрицей.

– Ну, я бы ей не слишком доверял. Такие обещания слишком подозрительны.

– Шурк тоже так говорит. Но у нее такой милый голос. Она хочет дать мне много угощений и подарков.

– Будь осторожна, девочка.

– Тебе снятся драконы, папа?

– Драконы?

Кубышка повернулась.

– Темнеет, – бросила она через плечо. – Мне нужно убить кого-нибудь… может, этого художника…

Турудал Бризад, консорт королевы Джаналл, стоял, опираясь на стену, пока Брис Беддикт отрабатывал с учениками последние упражнения на контратаку.

Зрители часто посещали тренировки гвардейцев короля, хотя присутствию Турудала Брис немного удивился – обычно приходили люди, которых интересовало обращение с оружием. Консорт был известен своей ленью – привилегией, которая в дни дедушки Бриса была совершенно неприемлемой для молодых здоровых летерийцев. В семнадцать юноша в обязательном порядке отправлялся на четырехлетнюю военную службу. В те дни внешних угроз было предостаточно. Синецветье на севере, вольные города-государства на архипелаге в Драконийском море и различные племена на восточных равнинах давили на Летер, натравливаемые на пограничные заставы очередным захватническим режимом далекого Коланса.