— М-мугу. Иди ты, — сказал Макс, продираясь сквозь тяжелый хмель.

— А чё, ну реально, это же всё чисто тренинг, — Вернадский протянул руку и пихнул Максима в нагрудный карман, где у того лежал бумажник. Макса качнуло. — Ты спросишь, нафига. Нафига это мне — если я — всё равно отмажусь от любых ментов. Я объясню. Плохо это для шоу-бизнеса. Для политики, тоже…

— Нахера тебе шоу-бизнес? — хрипло спросил Максим. — Ты как будто мало исполняешь. И так мало исполняешь.

— А скажу нахера. Ни у кого, чувак, — Фернандес наклонился к нему и выставил палец. — Ни у кого тёлки не берут в рот так. Как у того, кто в шоу-бизнесе. Ага? Ага-а-а… Макс очнулся дома. Он вроде помнил, что разговор этим не закончился. И вечеринка тоже. Наверное, они двое катались посмотреть Рейв. По крайней мере, в голове Максима осталось воспоминание, как он шел, едва переставляя ноги по хрустящей весенней грязи, а вокруг тянулись пустыри, и рядом чернела недостроенная громадина, а впереди скалился арматурой уродливый строительный котлован, и Макс еще подумал: «не влететь бы туда», — и в следующий миг обнаружил себя на дне этой жуткой ямы. Он барахтался среди осколков кафеля и бетона, пытаясь выбраться наверх по осыпавшейся глине и не мог понять — «как?» Почему? С какой стати он вдруг оказался здесь? Эта часть наверняка была правдой. Ее подтверждали сбитые руки, уничтоженная обувь, штанины по колено в говне… за остальное Максим не ручался. Он знал только, что всё еще пьян до ошаления. И совершенно измотан. Макс оставил грязную одежду у порога, швырнул ботинки в мусор, вымыл руки и лицо, незаметно для себя перенесся в комнату и зарылся в гостеприимное шелковое одеяло. Но праздник не кончился даже во сне. Максим снова пил, опять ломился через пустыри, как на безумной карусели, и снова падал в бесконечные траншеи, теряя обувь и распарывая одежду в клочья. Во сне наступал день, и опять ночь, и снова был абсент, и снова утро. В который раз обнаружив себя дома, у кровати, Макс вытянул руки и повалился в небытие. Что-то было не так. Во-первых, Максим обнаружил, что лежит на полу. У Макса окаменела спина, а затылок пылал, отдавленный твердым паркетом. Во-вторых, Максим был полностью раздет, и утренний сквозняк, пробиравшийся между штор, неприятно щекотал его кожу. На столе внезапно ожил и завелся компьютер. «В-третьих, мне страшно», — подумал Макс.

— Спокойно, — пошевелил он губами. — Спокойно. Это ты сам. Ты сам настроил. Да, он сам настроил будильник. Чтобы по утрам комп автоматически грузился и включал сигнал. Какую-нибудь спокойную музыку. Настроил давно, месяц или два назад.

— Меня просто никогда нет дома, — промычал Максим и хихикнул. Вкрадчивый бас прокатился от стены к стене, и над его мягкой волной тихо задрожал женский голос. Макс открыл глаза, но моментально зажмурился. Над головой сияла люстра, и в комнате было ослепительно светло. Голос снова вступил, теперь громкий, он струился из каждой щели, ступенями поднимаясь ввысь. Ни хрена себе, бля, спокойная музыка. Она звучала не просто грустно — она была настолько депрессивной, что легко вытесняла из мира все краски, выдавливала жизненный сок, отметала всякую тень веры и грёз, оставляя лишь пустую, колючую, бессмысленную действительность. Максиму хотелось подняться на локте и вырубить компьютер нафиг, прямо из розетки, но сил не хватило даже на полный вдох. Женский голос накатывал приступами, вытесняя из комнаты воздух, и легкие Макса наполнил давящий вакуум. Голос дрожал и пузырился, набирая силу, и Максим беззвучно орал с ним под органное крещендо. Стены комнаты треснули и осыпались, и за ними был голый космос, и квадрат пола оказался вершиной железобетонной башни, которая росла и росла навстречу тесному небу. Голос подбирался к нему шаг за шагом, и Максим несся вверх, раздавленный ужасом, считая облака как этажи. Мелодия отхлынула, и видение угасало. Мелодия опять набирала силу, и Макс опять несся вверх. Он не помнил, сколько раз это повторилось. Когда Макс очнулся, за окнами давно разгорелся день. Максим рванул одеяло прочь, и ему в глаза ударило бледное солнце. Он был полностью одет, разве что брюк не хватало. И лежал в кровати, там же, где уснул. Компьютер оказался выключен. Но это не говорило ни о чем. Как и одежда на Максе. Он мог одеться и вырубить комп уже потом, и забыть об этом. Следующие три часа Максим провел у экрана, пытаясь разыскать на дисках эту чертову композицию, и не смог ее найти. И это тоже не говорило ни о чем: он мог удалить ее в пьяном бреду. Макс так и не смог установить, произошло ли всё на самом деле. Страшен был не похмельный вакуумный кошмар — Максима пугала своя неспособность отличить грёзы от воспоминаний. Насколько это далеко от шизофрении? От белой горячки? Осторожно ступая, он выбрался на кухню, подобрал с табурета брюки, каменные от сухой грязи, и распахнул дверцу стиральной машины. Вспомнив, порылся в карманах и с тенью отвращения извлек тусклый «Сименс». Подарок Вернадского. Максим уселся на табурет, закурил и набрал единственный номер в телефонной книге.

— Йо-о-о-о, — хрипло взревела трубка. — Ну че, алкаш, как добрался?

— Привет. Слышишь, Фернандес, — Макс подтянул к себе пепельницу.

— Мы как раз вчера обсуждали мои нервы… так вот, я подумал — а не трахнуть ли мне симпатичного психиатра?

— Мужика, что ли?

— Какого бля мужика? Хорошую девочку. Сможешь устроить?

— Не-а.

— Тогда пошел ты — короче, вообще, знаешь, закупайся теперь у…

— Стоп! Стоп. Неделя — решает?

— Да. Вернадский мог устроить всё.

25 мая 2005 года

— Сволочи вы, конечно, — пробормотала Лиза в ответ собственным мыслям. — Чтоб ты знал, мне позвонили из деканата на ночь глядя, все дела, срочно примите молодого человека, для нас и вас это важно. Думаю — всё, ехать с утра в нашу практикантскую конуру, но они говорят — нет, пожалуйста, в другой обстановке. А я еще думала, у тебя настоящие проблемы. Если бы знала, я тебя и на порог не пустила бы.

— Значит, мои проблемы для тебя недостаточно хороши? Я правильно понимаю? — Максим нахмурился, глянув через плечо назад.

— При чем здесь, — она потрясла увесистым пакетом, морщась от усталости. — Всё было бы хорошо, этого бы не было.

— Я переживал за свое состояние.

— Так сильно, что сбежал.

— А тебя никто не просил бежать следом.

— Никто. Вот только… — и она увязла, не в силах найти аргументы для «вот только». Так и не придумав ничего, Лиза оттеснила Макса и прищурилась, глядя в захватанный пальцами экран. — Сколько осталось для снятия?

— Вроде тысяч пятнадцать, — ответил Максим, колотя по клавишам банкомата двумя онемевшими пальцами. — Еще штук пять обойдем, и всё, пожалуй. Она уже жалела, что позволила втянуть себя в этот бесконечный забег. Часа три назад, у закусочной, когда Макс обнаружил работавший банкомат, Лиза не думала, что снять деньги окажется так сложно.

Максим хотел снять всё — от студии, говорил он, можно ждать чего угодно. Вдруг заморозят ее карточный и накопительный. Вдруг банк решит сверить подписи. Вдруг захотят поймать ее и Макса в ловушку.