На территории под контролем сил коалиции в районе Стенливилля в западне войны оказались от двух до трех тысяч белых иностранцев. Один из руководителей повстанцев Кристофер Гбенье (Christopher Gbenye) вел переговоры по их освобождению в обмен на прекращение американских авиаударов, но соглашение не было достигнуто [43].

Ранним утром 24 ноября 1964 года США и Бельгия провели крупную операцию по освобождению пленных в Стенливилле, в рамках которой более 500 бельгийских десантников высадились из американских транспортных самолетов. После высадки десанта начался хаос, и отчеты об операции весьма противоречивы, однако в результате были спасены более 2000 заложников. В ходе операции повстанцы убили около сотни заложников, а еще несколько сотен увели в джунгли.

Правительства США и Бельгии сделали все возможное, чтобы подчеркнуть «гуманитарный» характер операции. Однако десант, помимо освобождения заложников, выполнил одновременно и другую важную боевую задачу, «захватив стратегические объекты в городе и координируя свои действия с быстро приближающимися к городу подразделениями наемной армии Чомбе» [44]. Более того, в ходе освобождения заложников десантники уничтожили десятки повстанцев и позже не предприняли никаких мер для того, чтобы сдержать войска Чомбе, когда в городе начался «разгул мародерства и убийств» [45].

Окрыленный успехом в тот день, Чомбе в интервью корреспонденту лондонской газеты «Таймс» подчеркнул гуманитарную значимость операции. Корреспондент писал, что Чомбе «был уверен, что падение Стенливилля даст новый импульс развитию экономики и привлечет инвесторов. Также это событие будет способствовать реализации крупномасштабного плана развития страны, разработанного при участии США, Великобритании и Западной Германии» [46].

Падение оплота повстанцев в Стенливилле ознаменовало начало распада повстанческого движения. К весне 1965 года дела повстанцев шли уже плохо, и ситуацию не смогло изменить даже прибытие ста кубинских революционеров, среди которых был сам Че Гевара (Che Guevara). Несколько месяцев спустя он вернулся на Кубу, разочарованный низким уровнем революционного пыла, проявленного конголезскими повстанцами и местными жителями [47].

Последним аккордом в бесконечной борьбе за власть стало свержение Чомбе и Касавубу Джозефом Мобуту в ноябре. Мобуту, который взял себе имя Мобуту Сесе Секо, установил в стране жесткий диктаторский режим и правил ей долгие годы.

Подводя итог, можно заключить, что для правительства США не такое уж большое значение имело то, одержали ли войска, которым они оказывали помощь, победу над «коммунистами» или иными силами, как бы они ни назывались. Главным было то, что теперь власть в более или менее объединенном Конго принадлежала человеку, который готов был взаимодействовать с ЦРУ и Западом и который не был настолько открыт для сотрудничества с социалистическим блоком, как это было в случае с Лумумбой и Гизенгой. ЦРУ считало это своей победой.

Что выиграл народ Конго, ныне Заира, — непонятно. При Мобуту террор и репрессии стали реалиями повседневной жизни, гражданские свободы и иные права человека практически отсутствуют. Страна остается одной из беднейших в мире, несмотря на свои природные богатства. При этом Мо-' буту до сих пор считается одним их самых богатых глав государств в мире (см. главу о Заире).

Уильям Этвуд (William Atwood), посол США в Кении в 1964–1965 годах, принимавший участие в переговорах по освобождению заложников, также рассматривает роль США в Конго с положительной точки зрения. С сожалением вспоминая о подозрениях со стороны африканцев относительно мотивов США, он писал: «Для нас было трудно убедить жителей Конго в том, что США в качестве помощи предоставило их стране 420 миллионов долларов со времени получения независимости только для того, чтобы предотвратить хаос. Они не могли поверить, что какое-либо государство может быть настолько альтруистичным» [48].

Слова Этвуда гораздо легче понять, если иметь в виду, что слово «хаос» американские чиновники использовали для описания ситуации, при которой США не располагали достаточными возможностями обеспечить пребывание или приход к власти истинно прозападного руководителя. Например, когда в 1958 году президент Эйзенхауэр принял решение направить войска в Ливан, он, по его собственным словам, рассматривал этот шаг как «меру предотвращения хаоса» [49].

По результатам совещания в марте 1964 года руководство дипломатической миссии США в Бразилии пришло к консенсусу о том, что поддержка президентом Жуаном Гулартом (Joao Goulart) социальных и экономических реформ была надуманным и тонко завуалированным способом получить диктаторские полномочия [1].

Американский посол Линкольн Гордон (Lincoln Gordon) проинформировал Госдепартамент, что «резкое изменение политического курса [Гуларта] в сторону тоталитарной власти может произойти в любой момент» [2].

Начальник штаба бразильской армии Умбертуди Аленкар Каштелу Бранку (Humberto de Alencar Castelo Branco) предоставил американскому посольству докладную записку, в которой он изложил свои опасения, что Гуларт собирается распустить конгресс и провозгласить себя диктатором [3].

Не прошло и недели, как бразильские военные во главе с Каштелу Бранку свергли конституционное правительство президента Гуларта. Это было кульминацией заговора, в котором активно участвовало американское посольство. После этого военные приступили к установлению и укреплению одного из самых жестоких диктаторских режимов в Южной Америке, который существовал два десятилетия.

Какой вывод мы можем сделать из всего этого? Идея о том, что люди высокого ранга, наделенные властью, лгут общественности, не нова и не заслуживает обсуждения. Но также ли легко они врут друг другу? Настолько ли велика для них необходимость рационализировать свои злодеяния, что они оказывают друг другу моральную поддержку? Вольтер писал: «Люди используют мысли только для того, чтобы оправдать свою несправедливость, и речь только для того, чтобы скрыть свои мысли».

На самом деле мотивация американцев в поддержке этого переворота была менее героической, чем сохранение демократии, скорее даже приземленной, если на то пошло. Американское противостояние Гуларту, ставшему президентом в 1961 году, опиралось на знакомый перечень жалоб.

Министр обороны США Роберт Макнамара (Robert McNamara) подверг сомнению нейтральную позицию Бразилии во внешней политике. Посол Бразилии в Вашингтоне Роберто Кампуш (Roberto Campos) отреагировал на это, заявив, что «нейтралитет» был неточным термином, и пояснил, что «на самом деле речь идет о глубоком желании бразильского народа отстаивать свои интересы в мировых делах» [4].

Американские чиновники не одобряли некоторых членов кабинета министра Гуларта и заявляли об этом открыто. Посол Кампуш указывал им, что было «довольно неуместным» для Соединенных Штатов «пытаться влиять на формирование состава кабинета» [5].

Генеральный прокурор Роберт Кеннеди встретился с Гулартом и выразил ему свое беспокойство относительно того, что бразильский президент позволяет «коммунистам» занимать должности в правительственных учреждениях. «Бобби, похоже, действовал исходя из старых и очень глубоко укоренившихся в Америке убеждений, что как только вы пускаете коммунистов в свой кабинет, они захватывают правительство и подписывают соглашение с Москвой». Гуларт же не видел в этом никакой опасности. Он ответил, что он полностью контролирует ситуацию. Позже, в разговоре с Кампушем, он сказал, что воспринял это как утверждение, что он не способен оценивать людей вокруг себя [6].