И все же есть обнадеживающий исторический прецедент: в начале девяностых годов в Швеции уже была ультраправая партия, которая пользовалась еще большим успехом, но исчезла так же быстро, как и появилась.

Остается лишь надеяться.

Тема обсуждения: Швеция – тоталитарное государство.

Это не шутка. Я подумал, что Анне Кнудсен была не так уж неправа, когда использовала, хоть и очень условно, этот термин применительно к Швеции. Определение тоталитаризма в моем толковом словаре гласит, что это «форма правления, при которой одна политическая сила полностью контролирует жизнь общества, а всякая оппозиция подавляется».

Большую часть двадцатого века Швеция оставалась фактически однопартийным государством, и этой партией были социал-демократы. Они регулировали все аспекты жизни своих покорных граждан, которые изо всех сил старались соответствовать предписанным нормам модерности и прогресса. Конечно, Швеция не была Советским Союзом – материальные блага в ней распределялись более справедливо, а качество предлагаемых гражданам товаров и услуг было несравненно более высоким. О том, чтобы отнять у херра и фру Свенссон собственность и отправить их работать на соляные копи за миску похлебки из репы, не могло быть и речи. Наоборот, за свое коллективное послушание шведы получили не очереди за картошкой, а нечто вроде современной светской Валгаллы[98].

Они назвали это Folkehemmet («Дом народа»). Это была самая щедрая, прогрессивная и масштабная система социальной защиты в мире. Folkehemmet подразумевал, что граждане никогда не станут голодными или бездомными, что в случае болезни их будут лечить, а в старости обеспечат уход. В течение большей части XX века шведы могли похвастаться отсутствием безработицы, высокими зарплатами, долгими государственными праздниками и беспрецедентным экономическим процветанием. Возразить против этого нечего. Лучшим определением здесь будет «благотворный тоталитаризм».

Придумав это понятие, я был весьма горд собой, пока не обнаружил, что автор биографий знаменитых полярников Роланд Хантфорд именно так описал Швецию еще в 1971 году. В книге «Новый тоталитаризм» он создает образ страны – социалистической антиутопии, где личные свободы, устремления и человеческие качества принесены в жертву социал-демократическим идеалам. «В современной Швеции воплотились специфические особенности, которыми наделил новый тоталитаризм Олдос Хаксли – централизованная власть управляет людьми, а им нравится ей прислуживать», – писал Хантфорд.

В 1980-х на это обратил внимание немецкий писатель Ханс Магнус Энценсбергер. В книге «Европа, Европа» он пишет о том, что в Швеции «уровень государственной регламентации личной жизни людей не имеет аналогов в свободном мире» и что власть не только постепенно свела на нет права своих граждан, но и в определенном смысле сломила их духовно: «Все выглядит так, будто социал-демократам… удалось добиться от людей покорности, тогда как иные режимы, от теократии до большевизма, потерпели в этом неудачу». «Каждый, кто высказывает мнение, не совпадающее с мнением социал-демократов, обычно начинает с извинений, часто делая это бессознательно», – пишет он.

Энценсбергер имел в виду удивительное единство взглядов и консенсус на всеобщих выборах, а также ту мертвую хватку, которой социал-демократы удерживали власть на протяжении большей части XX века. По сравнению с ними генерал Франко выглядит дилетантом, а КПСС – какой-то шарашкиной конторой. Ключи от Riksdag социал-демократы впервые получили в 1920 году и хранили их практически беспрерывно с 1932 по 1976 год. Затем они ненадолго утратили власть, но вернули ее в конце прошлого века и удерживали в течение пятнадцати лет. Лишь в 2010 году к власти во второй раз пришло правительство без участия социал-демократов – коалиция Умеренных под руководством образцового лысого Фредрика Рейнфелдта[99].

До недавнего времени, вступая в любой из крупных шведских профсоюзов, человек автоматически становился членом социал-демократической партии. Рука об руку с профсоюзами и при участии небольшой группы промышленников партия устанавливала уровень минимальной оплаты труда и обеспечивала отсутствие трудовых конфликтов в стране (как минимум до 1980 года, когда прошли общенациональные забастовки).

В награду за послушание трудящиеся получили самое жесткое трудовое законодательство в мире (и по сей день увольнение любого сотрудника – невероятно сложное и дорогостоящее дело для шведской компании), самые щедрые пособия по безработице, а с 1975 года – еще и обязательное участие представителя профсоюза в совете директоров любой компании. В соответствии со стандартами тоталитаризма социал-демократическая партия главенствовала над судебной системой, руководила государственной теле– и радиовещательной монополией и направляла развитие культуры с помощью государственных субсидий на развитие искусств. «На исходе века большинство епископов, генералов, генеральных директоров, университетских профессоров и послов были социал-демократами или сочувствующими», – пишет в своей книге «Что случилось со Швецией?» ветеран шведской журналистики Ульф Нилсон.

В число немногих сторон жизни, которые власть не стремилась контролировать, входили доходы граждан, воспитание детей, количество выпиваемого спиртного, телевизионные предпочтения, продолжительность использованного отпуска и отношение к войне во Вьетнаме. Шведы оказались весьма исполнительными марионетками, «мировыми рекордсменами по покорности», как выразился Энценсбергер.

Один из знаменитых и по-своему замечательных примеров уступчивости жителей Швеции – безропотное согласие с решением правительства о переходе с правостороннего движения на левостороннее, принятым в ночь на 3 сентября 1967 года. Другим решением упразднялось формальное обращение на «вы» (ni по-шведски), поскольку его употребление сочли недемократичным (расслабленные датчане позволили своему de самостоятельно исчезнуть из повседневного оборота). Из той же серии и постоянно обсуждаемый запрет на родовые местоимения, то есть «он» и «она» (han и hon по-шведски), поскольку они способствуют закреплению негативных гендерных стереотипов. Идея состоит в том, чтобы все вне зависимости от пола стали hen, то есть нейтральным родом. Один стокгольмский детский сад уже требует обязательного использования этого местоимения. Недавно я где-то читал, что Совет депутатов провинции Седерманланд рассматривает законопроект, обязывающий мужчин – депутатов местных советов справлять малую нужду сидя. Я не выдумываю! Туалеты в этих учреждениях хотят сделать гендерно равноправными.

Трудно избавиться от ощущения почти религиозного рвения, с которым социал-демократы выдумывали и воплощали свои радикальные политические решения. Такое впечатление, что они совершали крестовый поход во имя модерности. Типичным представителем этого фарисейского наставительного подхода был премьер-министр Швеции в 70-х и 80-х, социал-демократ Улоф Пальме.