Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из личного архива Ю. Д. Мюккянена
Годы перестройки стали периодом этнической мобилизации для многих народов СССР. В отличие от крупных этнических групп, малочисленные финны не имели возможностей для создания какой-либо автономии ни на позднем советском, ни на постсоветском пространстве. Как следствие, возрождение их этнической идентичности вместе с наложившимися экономическими проблемами в конце 1980-х – 1990-х гг. привело к очередному витку миграции. И сами американские и канадские иммигранты, и, конечно же, их дети и внуки в постсоветский период массово эмигрировали из Российской Федерации в Финляндию, США и Канаду.
На протяжении всей книги, начиная с названия, мы периодически использовали метафору поиска применительно к жизненным траекториям наших героев – примерно шести с половиной тысяч американских и канадских финнов, которые в первой половине 1930-х гг. эмигрировали в СССР. Эта метафора была весьма полезной в анализе нашего материала. Сами иммигранты часто использовали ее для описания своего опыта переезда и жизни в Советском Союзе как поиска работы, более справедливого общественного устройства или лучшего будущего для своих детей. Экономическую и культурную политику правительства красных финнов в Карелии в 19201935 гг. также можно интерпретировать как поиск особой модели регионального развития. Наконец, и политику советского руководства в течение 1930-х гг. можно объяснить как поиск новых путей строительства социалистического государства и воспитания новых советских людей.
Продолжая эту метафору, можно сказать, что все эти поиски были на самом деле поисками мифического Эльдорадо, недостижимой цели. Однако в процессе этих поисков менялись индивидуальные судьбы, массы людей приходили в движение, создавались новые регионы и радикально изменилась вся советская нация. В этом отношении и судьбы североамериканских финнов, и взлет и падение красных финнов, стремившихся построить в Карелии новое социалистическое общество, основанное на финской культуре и идеях интернационализма, и в чем-то вся советская история, начавшаяся революцией и закончившаяся распадом СССР, – всё это напоминает символизм одного из стихотворений Эдгара Аллана По «Эльдорадо»:
Написанное в 1849 г. на тему «золотой лихорадки» в Калифорнии, это стихотворение представляет поиск утопии как недостижимую цель, где главным оказывается не результат, а процесс поиска. Наша исследовательская позиция была отчасти обусловлена похожим взглядом на иммиграцию североамериканских финнов в Советскую Карелию как на поиск социалистического Эльдорадо, который закончился неудачей. Даже среди оставшихся в СССР иммигрантов, кто реализовался в профессиональной и общественной деятельности и создал здесь семьи, очень многие в конечном итоге разочаровались в Советской Карелии. Массовая реэмиграция в Финляндию тех из них, кто дожил до 1990-х гг., а также их детей и внуков, является свидетельством того, что они больше не видели будущего в границах бывшего СССР. Более того, истории американских и канадских финнов свидетельствуют также и о неудаче политики советского мультикультурализма. Для североамериканских иммигрантов, их детей и внуков распад Советского Союза стал началом новых поисков – поисков новой идентичности и новой родины. И в этом отношении очень символично, что для иммигрантов, переехавших в 1990-е гг. в Финляндию, поиски Эльдорадо превратились в одиссею, в конце которой их ждали не мифические сокровища, а возвращение домой.
Однако при всей своей продуктивности метафора поисков Эльдорадо является всего лишь метафорой. Используя ее, мы занимаем позицию критиков, знающих конечный результат анализируемых событий, что приводит к соблазну объяснить их телеологически. Такая форма исторического объяснения может быть убедительной риторически, но при этом место иммигрантов в истории низводится до положения винтиков в машине и затушевывается всё многообразие их исторического опыта. Нашей целью было не только написать общую историю иммиграции североамериканских финнов в Карелию, но и показать индивидуальный опыт иммигрантов и то, как они его осмысляли, а также те идеалы и убеждения, которые заставили их распродать свою собственность в США и Канаде и переехать в СССР. Это нельзя сделать в одних терминах неудачи и провала: тот же Микаэль Рутанен, чья жизнь закончилась на пике энтузиазма начала 1930-х гг. (см. гл. 6), или те из иммигрантов, кто ушел из жизни на волне послесталинской оттепели, но до того, как советское общество захлестнула волна разочарования в социализме, были, как правило, счастливыми людьми, которым приходилось бороться с многочисленными трудностями и которые гордились своим вкладом в строительство социалистического общества – единственной на тот момент альтернативы капитализму с его социальным неравенством, эксплуатацией и империалистической политикой. Именно поэтому мы старались представить «пространство опыта» и «горизонты ожиданий» наших героев во всей их полноте и избежать упрощенного нарратива, сводящего всё историческое развитие 1930-х гг. к сталинским репрессиям[819].
Представить всю полноту исторического опыта финнов-иммигрантов в советском обществе и было одной из основных задач нашего исследования. Их история интересна не только сама по себе, но и как та капля воды, которая отразила целый мир советского социального, политического и культурного развития в 1920-1930-х гг. Этот мир содержал в себе массу исторических возможностей, из которых сталинизм был всего лишь одной, хотя исторически реализовался именно он. История Советской Карелии как зоны контактов и конкуренции между советскими и западными представлениями о социально-политическом развитии оказалась незаслуженно забытой – сперва советскими функционерами, а потом историками. Благодаря масштабной эмиграции из Финляндии, США и Канады, Карелия в 1920-1930-е гг. была местом, где возникли и развивались новые формы политической, социальной и экономической жизни. Карелия перестала быть зоной активных контактов после репрессий конца 1930-х гг., что можно интерпретировать как свидетельство того, что как модель она функционировала достаточно эффективно, чтобы советская партийная бюрократия сочла ее помехой своим собственным представлениями о «правильном» социально-экономическом и политическом развитии в СССР. И всё же, несмотря на все репрессии, влияние иммигрантов на местное общество продолжало ощущаться и в послевоенный период.