улыбался, поддерживал разговор, изображал восторг, когда на и без того заставленном едой столе появились пресловутые хот-доги с Манхеттена, а после притворное недовольство, когда в ход пошли альбомы с детскими фотографиями.

— Швецов, ты и тогда был слишком серьезный, — заявила Стелла, ткнув пальцем в фото, где шестилетний я стоял с игрушечным автоматом. — Так нельзя!

— Почему? — возразила ей мама. — Вот он улыбается, и вот! Это последний звонок в школе. Смотри, какой он тут веселый!

— Не обижайтесь, Марина Леонидовна, но мне кажется, что он тут не веселый, а пьяненький, — хихикнула ведьма, а после показала на Юльку, которую я обнимал на этом фото за плечи. — О, а вот эту девушку я знаю! Мы ее на улице встретили. Нелюдимая какая-то.

— Это Юля, — пояснила мама, бросив на меня быстрый взгляд. — Они с Валерой дружат с детства. Она часто ко мне в гости заходит, почти каждую неделю.

— Молодец. — Стелла склонила голову к плечу, глядя на фото. — Прямо умница.

Надо же. Не знал. Хотя — что я вообще знаю о том, как живут мои родители последние годы?

— Раньше наши семьи дружили, но потом это все как-то сошло на нет, — пояснила мама. — Так случается. Но Юля все равно меня не забывает.

— Еще раз — молодец, — повторила ведьма и демонстративно ткнула меня локтем в бок. — Не то что некоторые. Но ничего, Марина Леонидовна, мы теперь за этого бирюка возьмемся, верно? Две женщины — это сила, не устоять ему перед нами!

— Не думаю, что моего сына получится переделать, — возразила ей мама. — Он такой, какой есть, и другим не станет. Меня это устраивает, пусть даже я в данном случае оказалась в определенном проигрыше. Но зато он живет своим умом и своим трудом.

Стелла, которая по тону немедленно поняла, что направление в беседе двинулось не в ту сторону, тут же перелистнула страницу альбома и умилилась очередной фотографии, на которой мы с мамой были сфотографированы на фоне Лувра, а после начала обстоятельно излагать, чем хороши неоимпрессионисты, и как ей нравятся работы Поля Синьяка.

Вот откуда она узнала, что это конек моей мамы? Я ей про это точно не говорил. И ведь явно же готовилась, ишь как французскими фамилиями сыплет.

И вот что еще интересно — кое-каких фотографий в альбоме не хватает. И в этом, и в других. Нет в них ни одного снимка, где я вместе с отцом. То ли их мама от греха на время изъяла, то ли папаша еще тогда в распыл пустил. Но последнее — вряд ли, подобное даже звучит как чушь. Он не экзальтированная барышня, такой ерундой заниматься точно не станет. Точно мамина работа, убрала она все раздражители, не хочет вечер портить.

Тем временем разговор вновь сменил вектор, и мама осторожно начала «прокачивать» мою спутницу, задавая внешне нейтральные вопросы и внимательно слушая ее ответы. И все бы ничего, но вот только они, несомненно, сравнивались с той информацией, которую ей предоставил начальник службы безопасности отцовской компании. Уверен, что запрос на Стеллу мама ему отправила еще в тот вечер, когда я из клиники Вагнера сбежал. Ну а насколько быстро работает Константин Константинович и его служба, я знаю отлично.

— Люблю все красивое! — щебетала Стелла. — Потому вопросов о том, какой бизнес открывать, у меня не возникало.

— Вот так просто взяла и открыла? — удивлялась мама. — А деньги? Это же дорогое удовольствие, с учетом площади твоего салона и его местоположения! Не всякий банк даст такой кредит!

Выкручивайся, милая. И запомни — если моя мама выглядит как божья птаха, это не значит, что она такова на самом деле. У иных художниц встречается воистину бульдожья хватка, особенно если у них родители в прошлом были связаны с военной разведкой и муж в бизнесе с девяностых. В российском бизнесе, что немаловажно.

— Деньги, — горько усмехнулась Стелла. — Деньги — они такие деньги. Все тогда продала — и фамильные ценности, и машину, и квартиру заложила. Пан или пропал, как говорится.

Если в досье про это написано — хорошо. Если ничего про это нет — уже завтра безопасники отца будут землю носом рыть. И коли данная информация не подтвердится — ты побывала в этом доме в последний раз, госпожа Воронецкая. Чего мама не терпит, так это лжи.

А еще она и наказать врушку может, особенно если та пытается наложить лапу на ее сына. Моя мама — она, на самом деле, очень добрая. Но в ряде моментов — совершенно беспощадная. Помню я давнюю историю с якобы сгоревшим домом двоюродной сестры отца. Та его осаждала, выпрашивая деньги на новое жилье, правда, отчего-то в столице, а не в родном для нее Нечерноземье. Как результат — на самом деле непонятно по какой причине сгоревший дом, и родня, которая в Москву даже нос не сует по сей день.

— Но получилось же? — мягко произнесла мама. — Ты молодец. Ты сильная.

— Только иногда так хочется стать слабой. — Стелла взялась за мой локоть, а после прильнула к плечу щекой. — Просто женщиной.

Мне очень захотелось прижать ладони к груди и выдохнуть: «Wooow». Да и вообще — все это здорово, разумеется, но мне данное шоу порядком надоело. Это игры девочек, мальчикам в них делать нечего.

Домой хочу. Чайку с подъездным попить, может, даже телевизор посмотреть. Отпуск почти закончился, а я никаких радостей отдыха не вкусил. Беготня, драки, змеи, мертвецы, вурдалаки, ночные кошмары — все было. А отдыха так и не увидел.

Потому я даже обрадовался, когда в кармане пиджака завибрировал смартфон. Не знаю, кто звонит, но это мой билет на волю, и, прости уж меня, мама, я его использую.

— Хранитель, мое почтение, — деловито сообщил мне князь. — Пришло время исполнять договор.

Я глянул на маму и Стеллу, изобразил виноватую улыбку, и вышел из комнаты.

— Скоренько. Но долг есть долг, так что извольте, ваше сиятельство, — ответил Ростогцеву я. — Где, когда?

— Сегодня, — коротко ответил вурдалак. — Сейчас. Машину за тобой уже отправил.

— Зря прокатятся ребята, — не знаю отчего, но мне вдруг стало хорошо. Может, оттого что замаячила новая авантюра? Если так, то дело неладно, это признаки того, что я подсел на адреналиновую иглу, а подобное всегда заканчивается скверно, мне ли не знать. — Я в гостях, кушаю разносолы и веду застольные беседы. Сейчас сброшу координаты, откуда меня забрать.

На секунду я засомневался, насколько верно я поступаю, давая этому кровососу адрес родителей, а после вспомнил, что он все одно им навредить не