Оставалось жалеть лишь об одном: что в очередной раз каким-то образом удалось обмануть смерть. Или это смерть снова обманула её?

И вдруг откуда-то начали доноситься голоса. Сначала – лишь обрывки фраз, но вскоре стал ясно слышен диалог. Где-то неподалёку общались двое мужчин, голоса которых она раньше уже где-то слышала.

– …я вообще ничего…

– А и не надо…

– Да, меньше знаешь – крепче… спишь…

– …не дождусь.

– А придётся. Его Величество…

– Дел полно.

– А побоку все дела! Никуда твой фронт не денется. Государь приказал – всем присутствовать, значит всем…

– Она даже не очнулась. Я вообще не понимаю, зачем её было месяц в отключке держать.

– Обычная мера предосторожности. Что в прошлый раз произошло, так и не удалось выяснить.

– По мне бы тоже – сразу казнить, и нет проблем.

– Так решил Тайный Совет, а император с ним всегда соглашается.

– Да кто там вообще – в этом совете?!

– Не знаю, дорогой туртан. Не знаю. На то он и тайный, чтоб никто не знал, даже я.

– Тоже мне – наместник по разведке… Не верю я что-то в ваше неведенье.

– Информация – самое дорогое, что у нас есть.

– Так я заплачу…

– Но этого я действительно не знаю. Они безвылазно сидят во внутренних покоях.

– Может, их вообще нет!

– Есть. Еду-питьё для них доставляют, дерьмо и объедки вывозят – это мне доподлинно известно.

Теперь она вспомнила, чьи это голоса. Где-то рядом общались туртан Ивия Шалит и рища-гяшуш Арбел Хилин. Причём разговор командующего и наместника по разведке явно не предназначался для посторонних ушей.

– Да когда же она, наконец, очнётся? – Туртан явно терял терпение. – Этот лекарь ей точно то самое снадобье влил?

– Это мой личный лекарь, – с некоторой обидой отозвался рища-гяшуш. – Он своё дело знает.

– Тихо, – шепотом произнёс туртан. – Кажется, шевелится.

Флора замерла, стараясь не выдать себя, но веки дрогнули, и она увидела над собой сводчатый каменный потолок, до которого едва дотягивался свет от настольной лампы, скрытой за ширмой, откуда и доносились голоса. Послышалось торопливое цоканье подковок на каблуках и буквально через пару секунд над ней склонились два лица. Туртан и рища-гяшуш едва не столкнулись лбами, норовя заглянуть ей в глаза или уловить подрагиванье век.

Дальше таиться было бессмысленно. В ноздри ударил приторный дух благовоний, и свисающие волоски их бород коснулись лица. Осталось только распахнуть глаза и посмотреть на них как можно равнодушнее, не показывая ни ненависти, ни презрения. Эти матёрые убийцы не стоят ни того, ни другого. Жалкие мокрицы. Пустое место. Зачем они здесь? Проститься пришли?

– Послушай, Флора, – начал свою речь рища-гяшуш. – Мы тут поразмыслили с почтенным туртаном… Мы тут подумали. В общем, мы верим в то, что ты посланница богов! Да! Верим. Так, Ивия?!

– Точно так, – подтвердил туртан.

– Но, сама понимаешь, поделать ничего не можем. Против воли императора никто ничего не может. – Казалось, Арбел Хилин даже всхлипнул. – Но мы будем тебя чтить. Даже на святилище в твою честь скинемся. Да, Ивия?

– Так точно…

Некоторое время рища-гяшуш помолчал, видимо, ожидая ответа, но, не дождавшись, промямлил:

– Ну, мы пошли…

– А насчёт Харрана – так это Император приказал. С него и спрос, – извиняющимся тоном сказал напоследок туртан.

Они удалились – сначала пятясь, а потом быстрыми шагами, как будто куда-то спешили. Да, у этих двоих были причины для сомнений. Её чудесное исчезновение после внезапно прервавшегося траурного митинга, её помолодевшее тело – всё это можно было объяснить только чудом, промыслом богов, проявлением воли высших сил. Привычка прикрывать собственный зад от любой возможной опасности сработала и здесь. И главное – риска никакого. Если Флора – богиня, значит, они обратились по адресу, если простая смертная – то свидетелей нет, и она унесёт их тайну в могилу. Прошло ещё несколько минут, и под потолком вспыхнул ослепительно яркий свет. Потом снова послышались шаги, чьи-то руки, ухватив за подмышки, подняли её с лежанки и попытались поставить на ноги. С неё сорвали больничный халат, а вместо него натянули рубище с прорезями для рук и головы. Стоять, а тем более идти, было невозможно, колени подгибались, а во всём теле была такая слабость, что она чувствовала себя тряпичной куклой.

– Не уроните, – донёсся до неё чей-то надтреснутый голос. – И аккуратно. Чтоб не сдохла раньше времени.

Сделав слабую попытку вырваться, Флора огляделась по сторонам и увидела, что по длинному узкому слабо освещённому коридору вдоль стен грубой каменной кладки её тащат две дородные девицы в чёрной униформе Ночной Стражи. Они волокли её, тяжело дыша, иногда роняя на колени, бормоча себе под нос невнятные проклятья. Вот и всё. Впереди только смерть, и можно лишь благодарить судьбу за то, что все последние недели она провела в беспамятстве, наслаждаясь покоем, слушая шелест трав и наблюдая неспешное течение реки, за которой останавливается время. Всё хорошо. Всё правильно. И главное – жизнь прожита не напрасно…

Вот он – Мейдан-Малькут, площадь Царей. Место, доселе знакомое лишь по открыткам, было заполнено народом, и только в самом центре оставался свободный квадрат, отгороженный строем солдат имперской гвардии в сверкающих древних доспехах, вооружённых короткими копьями. В центре стояло знаменитое железное кресло, на котором за последние несколько столетий нашли мучительную смерть десятки, а то и сотни тысяч врагов Империи – подлинных и мнимых.

Грандиозный императорский дворец возвышался на противоположной стороне площади. Мейдан-Малькут, площадь Царей. С одной стороны – императорский дворец, с другой – Гýба, главная тюрьма Империи. Удобно. Далеко ходить не надо, чтобы смотреть, как гибнут смутьяны и прочие враги короны. В обычные дни сюда, на Мейдан-Малькут, имели свободный доступ лишь высшие сановники, имперские гвардейцы и дворцовая обслуга, но сегодня на площади, казалось, собралось всё население Ниневии. Пришли даже старики, что с трудом держатся на ногах, и многочисленные дети радостно озирались по сторонам, оседлав плечи отцов и матерей. Вдоль тюремной стены в несколько рядов прямо на мостовой сидели узники, одетые в мешковину, с руками и ногами, закованными в кандалы. Лиц их не было видно. Каждый склонил голову к коленям, и любая попытка распрямить спину пресекалась ударом плети надсмотрщика. Человек триста. Или больше?

Стражники прислонили её к столбу, стоящему на возвышении в сотне локтей от выхода из тюрьмы. Они завели ей руки за ствол давно засохшего тисового ствола и стянули верёвкой запястья. Почётное место для самых уважаемых преступников и святотатцев. Вот так ожидали мучительной смерти враги дома Ашшуров ещё в те далёкие времена, когда это дерево шелестело листвой. Сейчас сухая древесина кажется раскалённой. Воистину говорят, что дыхание жаровни железного кресла приговорённый к смерти начинает чувствовать, едва его привяжут к древу проклятия.