— Тогда примите.

— Нет. Но я люблю вас!

— Значит, заплатит господин де Роан?.. Подумайте, ваше величество; с вашей стороны это не великодушие, а жестокость, которая меня угнетает… Вы примете деньги от кардинала?

— Я? Полноте, господин де Шарни! Я — королева, и если я дарю моим подданным состояние или любовь, я не приму…

— Что же вы будете делать?

— Вы подскажете мне, как я должна поступить. Скажите: что думает господин де Роан?

— Он думает, что вы — его любовница.

— Скажите: что думают ювелиры?

— Что раз королева не может заплатить, за нее заплатит господин де Роан.

— Скажите: что думают в обществе по поводу ожерелья?

— Что оно у вас, что вы его спрятали, что вы признаетесь в этом, только когда за него заплатят — либо кардинал из любви к вам, либо король из боязни скандала.

— Хорошо, а теперь ваша очередь, Оливье. Я смотрю вам прямо в лицо и спрашиваю: что думаете вы о тех сценах, которые вы видели в Версальском парке?

— Я полагаю, что вы должны доказать мне свою невиновность, — твердо проговорил достойный дворянин. Королева отерла пот, струившийся по ее лбу.

— Принц Луи, кардинал де Роан, главный раздатчик милостыни Франции! — прокричал в коридоре привратник.

— Для вас все складывается как нельзя лучше, — произнесла королева.

— Вы его примете?

— Я собиралась послать за ним.

— Да, но…

— Войдите в будуар и оставьте дверь приоткрытой, чтобы лучше слышать.

На пороге комнаты появился де Роан.

— Ваше величество! — с поклоном сказал он, заметно дрожа. — Вы избегаете встречи со мной, но у меня есть известия, важные для вашего величества.

— Я? Избегаю? — переспросила королева. — Я так избегаю вас, господин кардинал, что уже собиралась послать за вами.

Кардинал вздохнул и выпрямился словно затем, чтобы глубже вдохнуть воздух комнаты.

ОБЪЯСНЕНИЕ

Королева и кардинал очутились лицом к лицу. Шарни мог слышать из кабинета каждое слово собеседников. Объяснение, которого с таким нетерпением ожидали оба, наконец состоялось.

— Ваше величество! — поклонившись, заговорил кардинал, — известно ли вам, что происходит с нашим ожерельем?

— Нет, неизвестно, и я буду очень рада узнать об этом от вас.

— Почему же вы, ваше величество, сделали так, что теперь я могу общаться с вами только через посредницу? Почему, если у вас есть причина ненавидеть меня, вы не объясните ее мне?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, господин кардинал. У меня нет никаких причин вас ненавидеть. Полагаю, что это не предмет нашего разговора. Будьте добры, дайте мне основанное на фактах разъяснение по поводу этого злополучного ожерелья. Прежде всего, где графиня де ла Мотт?

— Я хотел спросить об этом у вашего величества. Она больше не откликалась на мой зов так же, как и на зов вашего величества.

— В таком случае оставим графиню и поговорим о нас с вами. Где ожерелье, которое я вернула ювелирам?

— Ожерелье, которое вы вернули ювелирам? — воскликнул де Роан.

— Да. Как вы им распорядились?

— Я? Я ничего не знаю, ваше величество.

— Этого не может быть! — в изумлении воскликнула королева. — Так у вас нет ожерелья?

— Нет, ваше величество.

— И вы не советовали графине де ла Мотт не участвовать в игре?

— Нет, ваше величество.

— И не вы ее прячете?

— Нет, ваше величество.

— И вы не знаете, что с ней сталось?

— Не больше, чем вы, ваше величество.

— Но как же в таком случае вы объясните то, что происходи!?

— Я вынужден признаться, что никак этого не объясняю. Больше того: уже не первый раз я жалуюсь королеве на то, что она меня не принимает.

— Когда же это было, сударь? Я что-то не помню!

— Будьте добры, ваше величество, перечитайте мысленно мои письма.

— Ваши письма? — переспросила удивленная королева. — Так значит, вы мне писали?

— Ваше величество! Почему здесь нет графини де ла Мотт?! Она помогла бы мне — она наш друг — пробудить если не привязанность, то, по крайней мере, память вашего величества!

— «Наш» друг? Моя привязанность? Моя память?.. Я упала с облаков!

— Ах, ваше величество, умоляю вас, избавьте меня от этого! — сказал кардинал, возмущенный насмешливым тоном королевы. — Вы имеете полное право разлюбить меня, но не оскорбляйте меня!

— Боже мой! — побледнев, воскликнула королева. — Боже мой!.. Что говорит этот человек?

— Превосходно! — воскликнул де Роан; в душе его все сильнее клокотал гнев. — Превосходно!.. Ваше величество! Я полагаю, что был достаточно скромен и достаточно сдержан, чтобы вы не издевались надо мной. Впрочем, я упрекаю вас только за пустые жалобы. Я не виноват в том, что повторялся! Я должен был знать, что когда королева говорит: «Я больше не хочу», этот закон так же непреложен, как и тот, когда женщина говорит: «Я хочу!»

— Вы презренный негодяй, господин де Роан! Вы лжец!

— А вы — вы бессердечная женщина и не заслуживающая доверия королева!

— Подлец!

— Вы довели меня до того, что я потерял голову от любви. И вы же заставили меня потерять всякую надежду!

— Надежду?.. Боже мой! Или я сошла с ума, или он — отъявленный мерзавец!

— Но разве я когда-нибудь осмелился бы попросить у вас ночной аудиенции, которую вы мне дали?

Королева гневно вскрикнула. Ответом ей был протяжный вздох в будуаре.

— Разве я осмелился бы появиться один в Версальском парке, — продолжал де Роан, — если бы вы не послали ко мне графиню де ла Мотт?

— Боже мой!

— Разве я осмелился бы похитить ключ, которым открывается дверь парка Охотничьего замка?

— Боже мой!

— Разве я осмелился бы попросить у вас вот эту розу? Розу обожаемую? Розу проклинаемую! Высохшую, сожженную моими поцелуями!..

— Боже мой!

— Разве я заставил вас прийти еще раз ночью и дать мне ваши руки, благоухание которых сводит меня с ума? Да, вы правы, когда упрекаете меня!

— Господин де Роан, господин де Роан, ради Господа Бога скажите, что вы не видели меня в парке…

— Я умру, если понадобится — ведь именно смертью вы мне сейчас угрожали, — но вас, а не кого-нибудь другого, я видел в Версальском парке, куда привела меня графиня де ла Мотт!