Обернулась даже, но зонтик уже остался где-то далеко позади. И тогда я в первый раз услышала голос, который шепнул мне в ухо: «Ну и что! Зато, во-первых, сколько ты людям радости доставила в тот хмурый день, а во-вторых, теперь на все важные встречи ты отправляешься с двумя зонтами в сумке!» Я посмотрела на Неужели, но тот молчал, по-прежнему уставившись вперед с видом капитана, ведущего корабль сквозь шторм. К тому же голос был женский.

От раздумий меня отвлекли новые витрины. На первой красовался снятый когда-то с моей ноги гипс, покрытый пожеланиями скорейшего выздоровления на разных языках мира. На этом гипсе для меня раз и навсегда закончились горные лыжи, а заодно пропали и давно запланированные римские каникулы.

Следующая витрина с толстой книжкой под названием «Сборник тезисов» и украшением на цепочке заставила меня покраснеть до кончиков ушей. Будь проклят тот день, когда я согласилась на предложение с биофака поработать на конференции переводчиком! Во-первых, в одном из докладов вместо «armadillo» мне померещилось «amadrillo», и я всю дорогу называла броненосца гамадрилом, правда, несколько удивилась, почему обезьян называют «карманными динозаврами», зато восхитилась, что детишки в Латинской Америке играют с ними в футбол. А на самом деле в футбол играют несчастными броненосцами, используя их вместо мяча. Мало мне этого было, так я еще и сделала редкостный комплимент пожилой профессорше! Как сейчас помню, сказала ей: «„Il Suo culone e’molto bello“, – в полной уверенности, что «il culone» – это кулон. В действительности же фраза означала «У вас очень красивая большая задница»[21]. А корма у профессорши и вправду была отменная, эдакой попой можно и гвозди выдирать.

«Они до сих пор вспоминают тебя и твой комплимент! – шепнул мне все тот же голос. – Про тебя истории в интернете ходят и у них, и у нас – знаешь, сколько людей веселится!»

Я принялась крутить головой, высматривая обладательницу голоса, но никого не увидела, кроме Неужели. Очень мне хотелось найти, кто это издевается, и как следует ее отлупить, потому что в Меркабуре это можно сделать совершенно безнаказанно.

А мимо меня между тем пролетали знакомые открытки. Бабочка с непохожими крыльями – открытка Софьи, которую я выдала когда-то за свою, а теперь мне стыдно об этом вспоминать. Открытка «Сама любезность» – так я назвала карточку, заставившую вахтершу бросаться на людей и обнимать их со всей любезностью, скопившийся в ней за те долгие годы, пока она не тратила из нее ни грамма.

«Ты подумай, ну когда еще люди смогли бы побывать в таких крепких объятиях? – хихикал голос. – Может быть, ты доставила большую радость этой одинокой женщине, которая никак не могла найти подходящий способ выразить свою любовь к человечеству».

– Эй, ты кто? – спросила я вслух, не выдержав.

– Конь в пальто! – весело ответил голос. – Ты что, меня никогда раньше не слышала?

Теперь кресло мчало меня по пустому коридору, в конце которого виднелся просвет. Кто-то был рядом, кто-то живой и очень знакомый. Но как я ни крутила головой, никого не видела.

– Кто это? – повторила я неуверенно.

– Нгуся, – укоризненно сказал Неужели.

Я точно знала, что никогда не слышала этого голоса раньше, но само ощущение, которое он вызывал во мне, было узнаваемым, родным, что-то откликалось внутри, как бывает, когда встречаешь человека, который был тебе когда-то дорог.

– Йохоууууу! – завопил голос. – Неужели, поддай газу! Весело прокатимся!

В ответ разноцветный упругий мячик запрыгал в животе, и меня заполнил изнутри безотчетный радостный восторг, как в детстве, когда я мчалась на картонке с ледяной горки. В сердце что-то екнуло.

– Это она? Моя радость? – тихо спросила я.

– Терли-терли. – Неужели кивнул головой, чем-то щелкнул на спинке кресла, и мы помчались с утроенной скоростью.

Коридор внезапно оборвался – и мы вылетели в небо над городом. Я зажмурилась от ужаса и услышала голос:

– Погоди-ка, я тебе помогу!

Я открыла глаза. Страх исчез начисто, словно голос обладал волшебной способностью избавлять от него, а его место заполнила радость, легкая и воздушная. Меня кружил цветной ветер, пахнущий ванилью и корицей, где-то рядом мелодично звенели колокольчики, и дух захватывало при виде открывшейся взгляду картины. Подо мной расстилался город. Я узнавала переплетение улиц, яркие зеленые пятна парков и аллей, пестрый, заполненный народом квадрат площади, где когда-то я стояла в костюме золотой феи, торчащие в небо небоскребы, похожие на початки кукурузы, протянутые на юг «лапы» – спальные районы. «Город похож на открытку», – подумала я, и на моих глазах началось чудесное превращение: кудрявые шапки деревьев стали зелеными кружевами, улицы превратились в строгие линии, проведенные маркерами, памятники обернулись подвесками, а дома и магазины – штампами, заполненными пятнами разноцветных красок. Купол городского цирка превратился в большую выпуклую пуговицу, телебашня стала брадсом, река – атласной голубой лентой, а колесо обозрения – своей фотографией, вырезанной из газеты.

Теперь я парила над гигантской открыткой под звонкий смех моей радости, под перезвон колокольчиков, под свист в ушах. Мое кресло распростерло огненные крылья, а я раскинула руки, мне хотелось выпрыгнуть и полететь без него, но меня крепко держал за шиворот Неужели.

«Allegria, – вертелось у меня в голове. – Allegria vera!»[22] Однажды я переводила для одного журнала статью про Версаче и узнала, что его племянницу зовут Аллегрой. Я еще тогда подумала: «Какое хорошее имя!» Оно бы подошло моей радости.

– Аллегра! – крикнула я вслух.

– Ась? – радостно откликнулся голос.

Стоило мне только подумать, какая это несусветная глупость, какая сумасшедшая фантазия – дать имя бестелесному голосу – как голова снова закружилась, все вокруг смешалось, и я выпала обратно в наш мир и свою родную комнату. Сердце бешено колотилось, а в ушах кто-то весело пел: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо». С тех пор я не помню и часа в своей жизни, чтобы хотя бы разок не услышать этот радостный голос, который всегда звучал бодро и весело, как у образцового пионера на линейке.

Воспоминание вернулось ко мне даже более ярким, чем оно было прежде, словно побывало в стиральной машине. На открытке, лежащей передо мной, довольно улыбался кот в монокле и фетровой шляпе.

«Переход от безымянного к имеющему имя – дверь ко всему чудесному».

Подумать только, карточка из Кошарни и в самом деле исполнила мое желание! Похоже, что в нашем споре с Софьей я проиграла.

Я смеялась над собой до слез. Я – та самая Инга, которая найдет выход из любой ситуации даже в пасти у крокодила, я – та самая Инга, которая стала v.s. скрапбукером всего за две недели, я – та самая Инга, которая только вчера командовала здоровым мужиком, и он слушался меня, как служебная собака, – и я упустила такую очевидную вещь! На самом деле я прекрасно знала все, что нужно, только не смогла сопоставить между собой несколько простых наблюдений.