Я слушаю ее, но не слышу, смотрю на нее, но не вижу, у нее нет ни формы, ни существа, но есть образ, я встречаюсь с ней, хоть и не вижу ее лица, я следую за ней, пусть и не вижу ее спины. Я ведь сразу поняла, что речь идет об Аллегре… Я всегда помнила, что это с ее появлением у меня начали наконец-то получаться открытки. «Золотце мое, твое предназначение – дарить радость» – такие слова произнес Скраповик, и с тех пор я вспоминаю их как благословение.

Почему, интересно, я решила, что кроме Аллегры должно быть что-то еще? И чего, интересно знать, я ждала? Плащ-невидимку, карандаш-самописку и ножницы-самовырезайки? Что в меня ударит специальная скрапбукерская молния или в мою ДНК добавят ген великого скрапбукера?

Рядом лежал раскрытый альбом. Компас на последней страничке крутился как бешеный, будто к нему сзади подключили моторчик.

Аллегра – это мой компас, это она мне дает бесценные подсказки, только я их плохо слушаю, Аллегра – это и есть моя сила!

Это Аллегра пахнет корицей и ванилью, мамиными пирогами и самой искренней радостью на свете. Это она спасла меня, сама не знаю от чего, когда маммониты показывали мне свои открытки с птицами. И это она остановила меня, когда я чуть было не совершила самый страшный поступок в своей жизни. Наконец, это ее изображал Неужели в альбоме, широко улыбаясь и похлопывая себя по всему телу, потому что мы с Аллегрой – одно целое, во всяком случае, тело у нас – одно на двоих и голова тоже!

– Почему ты мне сразу не сказала? – спросила я Аллегру.

– Ты не спрашивала.

Почему я сама сразу не догадалась? Дурацкая, нелепая радость, препятствие на пути, помеха, отвлекающий фактор – так я всегда к ней относилась. Мне трудно было с ней ужиться, ее неистребимая жизнерадостность кого угодно сведет с ума, но мне некуда было деваться – только ворчать и стараться поменьше ее замечать. И я старалась. Вот балдиссима – я же все делала наоборот, не так, как нужно было!

– То, чего тебе хочется, всегда ближе, чем ты думаешь, – изрекла Аллегра.

– Прости меня, пожалуйста?

Стоило мне произнести эти слова, как меня затопила самая настоящая радость. Такая, что уже не разберешь, где тут я, а где – Аллегра. Я будто обнимала самое близкое мне на свете существо – самое немыслимое и самое родное, и по груди разливалась теплая приятная боль, какую я уже испытывала однажды, и выступали на глазах слезы, и казалось, что еще одна капелька радости – и просто лопну, потому что больше в меня не помещается.

– Я буду тебя слушаться. Слышишь, радость? Я буду следовать за тобой, хоть и не вижу ни лица твоего, ни спины, – шептала я, жалея, что нельзя и в самом деле кинуться к Аллегре в объятия.

Когда буря радости улеглась, я сходила на кухню и сварила себе чашку кофе. Аркадий, сидя у соседки, небось и не подозревал, какие страсти разыгрываются в его квартире. Честно говоря, не люблю, когда меня захлестывают эмоции, потом всегда по-дурацки себя чувствую – как будто напилась до безобразия в приличном обществе. Хорошо, что на этот раз у моего «опьянения» не было свидетелей, не считая Аллегры.

– Ты опять?

– Прости, радость.

Я горела желанием действовать. Снова найти Ша, устроить для нее встречу с Валентином Андреевичем, и пусть она все вспомнит, пусть снова станет Александрой – хранительницей воспоминаний. Пусть расскажет все, что она знает про Маммону и про того, кто за всем этим стоит. С чего начать? Наверное, надо спросить Аллегру.

– Радость, что скажешь? Что мы будем делать?

– Пойдем, поговорим с дворовым котом.

– Что?!

– Кто-то обещал меня слушаться.

– И ты сразу радостно принялась надо мной издеваться!

Аллегра хихикнула. Ладно, с котом так с котом, не с папой римским же. Я оделась и взяла сумку. Хотела заглянуть к соседке, предупредить Аркадия, но нашла на гвоздике в прихожей запасной ключ и не стала его беспокоить, просто закрыла за собой дверь.

К счастью, после обеда дождь стих и выглянуло солнце. Деревья стряхивали на прохожих последние капли, в воздухе пахло пыльцой и сырыми досками.

– Ищи хозяина двора! – заявила Аллегра, когда я вышла из обшарпанного подъезда с покосившейся дверью.

Легко сказать! Это же не двор, а полоса препятствий. Я с трудом лавировала между лужами, мусорными кучами, скоплениями жидкой грязи и какими-то ящиками, выбирая одинокие островки подсыхающего асфальта.

Хозяин двора обнаружился на канализационном люке. Одно ухо у него было разодрано, под левым глазом скопился гной. Он был тощий, как лисапед, безупречно черный, как мои лучшие вечерние туфли, и совершенно сухой – явно где-то отсиживался во время дождя. Выражение морды и вид, с которым он обозревал окрестности, ясно давали понять: именно он и есть тут хозяин.

– Морда королевских кровей, – безапелляционно заявила Аллегра. – Спроси у него, есть ли новенькие.

«Спросить у кота?» – мысленно возмутилась я.

– Ты обещала слушаться.

Я оглянулась. В другом конце двора женщина в халате вешала белье на веревки, натянутые между перекладинами. В окне на третьем этаже торчала лысая голова, мелькал огонек сигареты. Больше никого видно не было.

– Простите, пожалуйста, – обратилась я к коту, который даже не удостоил меня взглядом.

– Сэр Кот, – подсказала Аллегра. – Ты обещала!

– Сэр Кот, – повторила я.

В животе у меня перекатился радостный мячик. А, чего уж там! Гулять – так гулять, играть – так до конца. Мне привыкать, что ли?

Я сделала книксен (или реверанс? все время забываю, в чем разница), как в те времена, когда мне довелось изображать Золотую Фею, и со всей возможной вежливостью и торжественностью произнесла:

– Всемилостивейший сэр Кот! Не могли бы вы мне ответить на один вопрос, если на то будет ваше высочайшее соизволение?

Кот повернул ко мне голову и зажмурился.

– Будьте так любезны, скажите, пожалуйста, не появились ли в последнее время в вашем кошачьем королевстве новые подданные?

Кот почесал себя за ухом.

– Я куплю вам что-нибудь поесть.

Он открыл один глаз и выразительно на меня посмотрел. Я решила, что если Аллегра того хочет, то буду играть в эту игру до конца.

– Вы только, пожалуйста, никуда не уходите, всемилостивейший сэр Кот!

За углом обнаружился «Полтинничек», в котором я купила пакетик кошачьего корма. Не лучшего, конечно, качества, но не бегать же теперь в поисках зоомагазина. Я по-прежнему не могла сообразить, в каком районе города нахожусь.

Кот ел не спеша и с достоинством. Даже не думал сказать «спасибо» или хотя бы муркнуть, но за ушами у него так и трещало. Когда последний кусочек корма отправился в кошачью пасть, он снизошел до моей скромной персоны. Подошел, потерся мордой о мою ногу и, не торопясь, направился в сторону гаражей.