class="p1">Марку такое внезапное исчезновение показалось настораживающим. Я не сказала ему про деньги.

Как всегда, я защищала Питера:

– Он поехал путешествовать. Ты видел, насколько все это его ошеломило. Может, он хочет осмотреться. Может, он решит остаться в Ирландии. Я на это надеюсь.

Я видела в нем столько от себя. Я испытывала к нему только самые теплые чувства. Может, я любила своего старшего брата.

Я несколько раз звонила Питеру, но он не брал трубку. Марк все больше беспокоился.

Через неделю я получила от Питера сообщение:

Мэри, я долго это обдумывал. Мне здесь не место, и я не чувствую себя твоим братом или племянником Марка, как бы ни старался. Я в дублинском аэропорту. Я возвращаюсь в Новую Зеландию. Для всех будет лучше, если мы не станем поддерживать общение. Я не хочу делать тебе больно и благодарен за деньги. Я использую их во благо. Желаю тебе и Марку всего самого хорошего. Вы сделали все возможное. У меня не все в порядке с головой, и никакая терапия это не исправит. Мне лучше одному.

Я начала кричать и клоками рвать на себе волосы, пока с другой стороны улицы не прибежала Марта.

Глава 53

Питер, 2020

Когда Марк сказал «коттедж», я представил себе маленький домик под шиферной крышей на одну семью, какие обычно показывают в новозеландских туристических проспектах про Ирландию. Но хотя на крыше действительно был натуральный шифер и спереди здание казалось небольшим, внутри все было новое, современное и безупречно чистое. Под толстыми стеклянными вставками в полу протекала длинная подземная река. Я никогда раньше такого не видел. Мэри оказалась совсем не такой, как я ожидал. Она уставилась мне в глаза, пока я не отвел взгляд. Мы не знали, что сказать друг другу, и тогда она пожала мне руку, ушла в другую комнату и заиграла на пианино. Это сразу пробудило воспоминания об отце, когда я маленьким мальчиком сидел в запертой спальне и слушал, как он играет. Марк сказал, это из-за шока, что она придет в норму через несколько минут. Он, казалось, комфортно себя здесь чувствовал. Марк показал свою квартиру по дороге к деревне, но они с Мэри, похоже, были близки, как, наверное, и положено семье.

Мы съели сэндвичей с чаем, а потом пасту с вином на ужин. Я не привык так много разговаривать, но они засыпали меня бесконечными вопросами про Дениз и про то, какой Мэри была ребенком. Она постоянно поправляла меня: «Меня зовут Салли». Сначала я все равно ошибался, но потом привык. Я вздохнул с облегчением, когда они наконец сказали, что скоро приедет такси и довезет меня до гостиницы в ближайшем городе. Меня измотали все эти разговоры и особенно необходимость утаивать информацию. Мне приходилось очень внимательно следить за тем, что я говорю и не говорю.

В отеле я поспал довольно неплохо. В хостеле в Дублине мне совсем не снились сны, и я воспринял это как знак, что именно здесь мое место. Но после вечера с Марком и Салли они снова начали преследовать меня – Линди, Ранджи и отец.

На следующий день Салли зашла за мной, и мы пошли в кафе в ее деревне. На этот раз уже я задавал вопросы, которые беспокоили меня. Почему она меня не помнит? Наша мать не рассказывала ей обо мне? Она объяснила про какое-то лечение, которое назначил ей приемный отец-психиатр. Салли вообще не помнила нашу мать. Я почувствовал облегчение и зависть. Облегчение – потому что она не знала, что я сделал с нашей матерью, а зависть – потому что ей удалось забыть обо всем этом. Есть столько всего, что я хотел бы забыть! Салли спрашивала об отце, и я заметил, что ее расстраивало столь разное отношение ко мне и к ней. Единственное объяснение, которое я смог предложить, это что «он ненавидел женщин». Оно казалось не особенно адекватным, но мне больше нечего было сказать.

Несколько следующих дней мы проводили много времени вместе и с нашим дядей Марком. Салли мне нравилась. Иногда она говорила совершенно нелепые вещи. Она хотела, чтобы я сходил к терапевту, но я боялся, что кто-то сможет залезть мне в голову. Салли была единственной женщиной, с которой я смог нормально разговаривать после Линди, и, когда она пригласила меня пожить у нее дома, я обрадовался. Уверен, она была довольна мной. Было похоже, что у Салли очень много денег, но меня совершенно не касалось, откуда она их взяла. Салли хотела, чтобы я познакомился со всеми ее друзьями, но притворился двоюродным дядей. Этого я сделать не мог. Мне и так приходилось жонглировать огромным количеством лжи, и с большей я бы не справился.

Как бы сильно она мне ни нравилась, я все равно не мог не завидовать ей. Салли выросла с мамой и папой, ходила в школу, занималась спортом – я всех этих вещей был лишен. И, по ее собственному признанию, она наплевала на все эти возможности, чтобы жить уединенной жизнью, пока все не изменилось пару лет назад. Теперь у нее были друзья, теперь у нее была какая-никакая работа, связанная с игрой на пианино. У меня в жизни не было никого, кроме нее, и даже с ней я не мог быть полностью честен.

Та глубокая связь, которой я искал, оказалась не в Ирландии. Ни Салли, ни мой дядя Марк не могли дать мне того ощущения, которого я жаждал. Салли было приятно видеть меня здесь, Марку немного меньше, но я все равно не мог расслабиться. Напряжение в моей голове никогда не ослаблялось, ни на секунду. Мне нужна была Линди или кто-то типа нее.

Я внимательно следил за рабочими делами по ноутбуку и сообщал, что понемногу справляюсь с медицинскими проблемами. Меня знали достаточно хорошо, чтобы ни до чего не допытываться. Несколько раз возникали проблемы, которые я смог решить дистанционно, по преимуществу ночью. Я должен был сохранить место, пока не решу, что делать дальше. Я не мог оставаться у Салли до бесконечности, но мог ли я остаться в Ирландии? Или мне стоило вернуться домой, в Новую Зеландию? Где был мой дом?

Во время рождественского обеда Салли назвала имя Аманды Херон. Мне не приходило в голову, что оно может всплыть на том сайте. Вначале я отрицал, что знаю о ней, но Марк был очень подозрителен, так что пришлось