деловитый и улыбающийся, в новом темном костюме и черной мягкой шляпе, Энн заставила себя бодро улыбнуться ему. Таким оживленным и уверенным в себе она еще его не видела.

– У меня есть чем поделиться с тобой, Энн. Только что с заседания правления. С трудом могу в это поверить. Мне дали пост управляющего Северным округом. Я должен поблагодарить тебя за то, что ты убедила меня остаться в «Транспорт лимитед». Ты помнишь ту встречу в Манчестере, когда я хотел все бросить, а ты посоветовала мне продолжать, хотя это означало водить автобус?

– Ты имеешь в виду тот вечер, когда ты пришел в «Хеппертон»?

– Именно. – Он кивнул. – Черт возьми! Тогда я не думал, что дослужусь до должности управляющего Северным округом.

– Это, конечно, прекрасно, Джо.

– Знаешь, сколько мне платят? Пятьсот фунтов в год. И, кроме того, теперь у меня есть все преимущества жизни на севере. Я буду разъезжать между Ливерпулем, Манчестером и Эдинбургом. Черт возьми, Энн, ничто не мешает мне снова обзавестись домом в Шерефорде.

При последних его словах она опустила глаза, ее охватило беспокойство, а он между тем продолжал:

– Вот почему я должен был увидеть тебя сегодня, Энн. Я имею в виду, что я уезжаю на следующей неделе и уезжаю на север навсегда. Есть кое-что очень особенное и важное, что я хочу тебе сказать.

Она нервно избегала его взгляда, готовая крикнуть, чтобы он замолчал. Должно быть, он догадался о ее переживаниях, потому что внезапно взял ее за руку.

– Нет, Энн, дорогая, – сказал он. – Я не об этом. Я все еще люблю тебя. Думаю, что всегда буду тебя любить. Но теперь все иначе – все переменилось из-за смерти Люси, из-за моей благодарности тебе и – кое из-за чего еще. Поверь мне, я больше никогда тебя не побеспокою.

На ее лице отразилось огромное облегчение. С души упал невыразимый груз – страх, что Джо снова попытается сделать ей предложение.

– Мы будем лучшими в мире друзьями, Джо.

Он с чувством кивнул:

– Так оно и есть. Вот почему я рискну затронуть с тобой одну тему. – Он твердо поставил локти на стол и посмотрел на нее участливо и проницательно, как старший брат. – Послушай, Энн, если и есть на свете человек, которым я восхищаюсь и которого уважаю так же сильно, как тебя, так это доктор Прескотт. Ты понятия не имеешь, как много он для меня сделал. Когда бедная Люси умерла, он повел себя выше всех похвал. И именно он замолвил за меня словечко по поводу новой работы. Да ладно, бог с ней. Я сейчас не о себе – я говорю о тебе и Прескотте. И хочу кое-что сказать – только потому, что ты сама можешь этого не понимать. Я знаю вас обоих, и я наблюдал за вами обоими. Ты влюблена в него, он влюблен в тебя. Почему бы что-то с этим не сделать?

Энн поморщилась. Не только из-за топорной бесцеремонности Джо, но и потому, что он затронул тему, которую она держала под железным замком. Однако она не могла проигнорировать его вопрос – нужно было что-то ответить.

– Ты забыл, что я говорила тебе давным-давно, Джо, – сказала она. – Даже если бы твои слова были правдой, моя профессия не допускает брака.

– Может, и не допускала бы, если бы ты занималась уходом за больными. Но теперь у тебя административная работа, офисная.

– Я все еще медсестра, Джо. И все еще работаю для медсестер.

– Ты совершаешь ужасную ошибку, Энн. Замужество не помешало бы тебе работать для медсестер. Мне кажется, ты слишком гордая. – Он импульсивно, словно извиняясь, сложил ладони перед собой. – Ох, прости. Не стоило этого говорить. Но все, о чем я думаю, – это чтобы ты была счастлива.

Она была тронута его бескорыстием, его искренней заботой о ней. И еще где-то возле сердца у нее оставалась теплая ноющая боль, боль от раны, которая, возможно, никогда не заживет. Она твердо знала, что никогда не сможет поступиться своей гордостью, чтобы увидеться с Прескоттом. И он, такой же гордый, никогда не увидится ней.

Глава 62

Для Роберта Прескотта прошел еще один день. Не день, отмеченный напряженным трудом или духовным подъемом, а просто еще один день. Он горько улыбнулся. Он все еще продолжал работать, но скорее автоматически, без огня, без малейшего желания успеха. Что-то пошло не так у Прескотта. Он чувствовал себя зачерствелым и опустошенным – пустым, как его прекрасный пустой дом. И в общем таким же бесполезным.

Примерно час он просидел у огня. Его трубка погасла. Огонь в камине потух, а он даже не потрудился его поддержать. Затем он услышал пронзительный телефонный звонок в холле. Он едва пошевелился, погруженный в свое кресло.

– Доктор Синклер на телефоне, сэр, – объявила его экономка. – Звонок из Манчестера. Ох, я едва поверила своим ушам, когда услышала его голос, – это прозвучало так, как будто я снова оказалась дома.

На лице Прескотта отразилось легкое удивление. Он встал, подошел к телефону.

– Привет, Прескотт. Да, это Синклер. Приятно снова с тобой пообщаться. Послушай, Прескотт, я хочу, чтобы ты приехал в Манчестер – разобраться в одном заболевании. Довольно серьезном. И интересном. Девочка четырнадцати лет – ей угрожает слепота. Я подозреваю, что это глиома.

Инстинктивно Прескотт медлил с ответом. При нынешнем своем состоянии он был совершенно не расположен заниматься данным случаем.

– Я не уверен, что смогу тут помочь, Синклер. В конце концов, я сейчас в Лондоне. У меня здесь есть свои пациенты. Мне трудно приехать.

– Но ты должен, – не отступал Синклер. – Это абсолютно твой случай. Возможно, потребуется операция. В Англии больше нет никого, к кому я мог бы обратиться. Кроме того, – Синклер поспешил привести свой последний аргумент, – это племянница твоего старого друга Боули.

При упоминании имени Боули лицо Прескотта мгновенно посуровело. Холодным, решительным тоном он сказал:

– Прости, Синклер, но тебе придется найти кого-то другого.

Вернувшись в библиотеку, Прескотт с беспокойством и возмущением стал расхаживать взад-вперед. Боули, ныне мэр Манчестера, без сомнения, мог купить многое, но он не мог купить услуги человека, которого так вероломно бросил, когда ему это было на руку. Прескотт так и не простил Боули того эгоистичного и трусливого демарша. А теперь оставалось получить глубокое удовлетворение от возможности ответить тем же.

Снова зазвонил телефон. Прескотт крепче сжал зубами мундштук потухшей трубки. Он догадывался, кто мог бы сделать этот звонок, и сам пошел ответить на него.

– Ты знаешь,