Они ели паштет, котлеты по-киевски, пили шампанское. Мне этот вечер обошелся в двадцатку. Не мог же я пить только минеральную воду! К ним подходили какие-то длинноволосые парни, то ли актеры, то ли уголовники. Сейчас у всех ребят такой подозрительный вид, что так и хочется дать в морду, пока сам не получил. После закрытия ресторана Леонид проводил ее пешком к дому на улице Мясковского. Видимо, там она живет. Словом, я узнал главное: продавщица и Леонид — это одна шайка. Леонид — вор-рецидивист. Он на моих глазах подарил девчонке золотые часы из награбленных в универмаге ценностей. Все концы сходятся. А теперь, брат, попробуй сказать, что я не гений!

— Да, действительно, — промолвил Папсуй, когда я ему рассказал эту историю, — концы с концами сходятся. Парня надо брать. И брать немедленно, пока еще, может быть, не пошли по рукам драгоценности из универмага. Пока они, может быть, у него. Завтра же с утра доложим полковнику, свяжемся с прокурором, попросим разрешение на арест и обыск в квартире Леонида. Вот только, как он проник ночью в неприступный, как крепость, магазин? Вот вопрос!

На следующий день, получив разрешение на обыск и задержание Леонида, мы явились к нему домой. Мы узнали, что он закончил педагогической институт, но пока нигде не работает. Почему? Хочет устроиться в какую-нибудь редакцию Хочет писать. Но пока что это только небольшие заметки, информации, которые ему иногда удается опубликовывать в молодежной газете. Отец Леонида оказался профессором, доктором биологических наук. Мать — актриса драматического театра.

Обыск нам ничего не дал. Ничего подозрительного в доме у Леонида не оказалось. Правда, в небольшой шкатулке из черного серебра, которую мы нашли в спальне, были кольца, серьги, дамские часики, но достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что все это старинные вещи, не имеющие ничего общего с драгоценностями, похищенными из универмага.

При аресте Леонида ни отца, ни матери дома не оказалось Я с облегчением подумал, что хоть не стал свидетелем горя этих уважаемых людей. Правда, не в первый раз приходится пить им из этой чаши с солеными от слез краями.

И еще думал я, как же такое получается: сын — уголовник-рецидивист, отец— профессор.

Доставленный в уголовный розыск парень раскис. Растерянный, жалкий, испуганный, он сразу сник, нахохлился, как птаха на ветке в дождливый день.

— За что? По какому праву? Что я такого сделал? — едва перешагнув порог, зачастил он. Казалось, больше, чем допрос, его пугали сами стены уголовного розыска, окно, забранное решеткой, сейф, казенный стол.

«Что-то не больно похож он на рецидивиста, — подумал я. — Ведет он себя как новичок. Или уж очень он талантливый актер. Надо вызвать девчонку на очную ставку с ним».

Если бы я знал, когда вызвал девчонку на допрос, что лучше было бы не отпускать ее домой в тот день после допроса, а взять под стражу под любым предлогом! Но я об этом знать не мог. Да и предлога взять ее под стражу не было

Девчонка оказалась красивой. Красивей, чем я думал Я не особенный мастер описывать женскую красоту. Но в ее красоте было что-то диковатое, своевольное. Черные, гладко зачесанные волосы, собранные на затылке в пучок. На бледном, резко вскинутом вверх лице никакого грима Во всем ее облике чувствовался вызов.

— Скажите, — спросил я после соблюдения необходимых формальностей, — знаете ли вы Леонида Александровича Красикова?

— Да. Знаю.

— И давно ли знаете?

— Знаю с детства. Мы с ним в одной учились школе. — Из большой кожаной сумки, висящей через плечо, она достала не сигареты, а спички. Чиркнула сразу двумя и сунула горящее пламя в рот.

— Что вы делаете! — удивился я.

— Глотаю пламя. Чтобы успокоиться. А что, нельзя?

— Перейдем к делу, — строго сказал я, чтобы искупить этой официальной строгостью порыв своего слишком громкого удивления. — Так вот, Леонид Красиков нами арестован.

— Этого не может быть! — вырвалось у нее.

— Леонид Красиков арестован по подозрению в ограблении универмага.

— Здесь какая-то ошибка! — закричала она. — Этого не может быть!

Я поднял трубку внутреннего телефона:

— Приведите задержанного Красикова, — сказал я. — Так вот, — обратился я к ней после паузы, — вы сейчас будете иметь возможность встретиться с ним. А пока скажите, что вы знаете о прошлом Леонида Красикова?

— Ничего!.. То есть ничего дурного!

— Но вот предо мною ваше письмо.

— Степан Петрович вам передал?! Он передал вам! Как он мог вам его передать, ведь это письмо адресовано лично ему! — она заплакала беспомощно, по-детски, глотая слова вместе со слезами. — Как он мог, как он мог! — повторяла она.

— Степан Петрович никак не мог поступить иначе. Мы с вами здесь не в куклы играем. Ограблен универмаг. Леонид Красиков подозревается как участник ограбления универмага.

Когда конвоир ввел Красикова, она посмотрела на него с таким знобящим душу испугом, что даже мне, видавшему виды, стало страшновато.

— Вам известна эта девушка? — спросил я Красикова.

— Да, известна.

— Откуда?

— Мы с ней учились в школе. И с того времени дружим.

— Двадцать первого ноября вы подарили ей дамские золотые часы?

— Да, подарил.

— Где вы их достали?

— Я их купил в универмаге.

— Когда?

— Несколько дней назад.

— Чек у вас сохранился?

— Нет. Я его выбросил. Зачем мне было его хранить?

— Кто может подтвердить, что вы купили часы в универмаге?

— Продавщица Зинуля. Она мне помогла выбрать часы. Красивая такая. Я с ней на радостях познакомился и «обмыл» покупку в ресторане ВТО.

— Где сейчас находятся эти часы? — обратился я к девчонке.

— У меня на руке. Вот, пожалуйста! — она сняла с руки золотые женские часики и протянула их мне.

— Ну что ж, на сегодня пока все.

Я вызвал конвой. Распорядился увести Леонида. Когда его выводили, он, будто опомнившись, запричитал:

— Я ни в чем не виноват! Здесь какая-то ошибка! Зачем в тюрьму! Я не хочу в тюрьму!

После его ухода девчонка перестала отвечать на мои вопросы. Не потому, что не хотела отвечать, она их просто не слышала. Когда же, наконец, до нее дошло, что я отпускаю ее домой, закричала в страхе:

— Я не хочу домой! Не хочу я домой! Лучше арестуйте меня с ним вместе!

— Покажите ваши вены на руках, — сказал я, внимательно на нее глядя.

— Нет! Нет! — истерически закричала она. — Только не это! Вам все известно. Он вам все рассказал. Зачем же он так!

— Мы вынуждены вас отправить на медицинское обследование. Что ж, видимо, придется вас лечить принудительно.

— Нет, нет! Только не это. Только не под стражей! Я… я завтра