— Я вам верю. Вот направление.

— Боже мой, какой позор! — забилась она в глухих рыданиях. Потом резко встала и выбежала из комнаты

— Возьмите пропуск! — крикнул я ей вдогонку.

Едва ушла девчонка, позвонил Папсуй:

— А знаешь, проверка показала, нет сведений о том, что Красиков был ранее судим. Да и редакцию молодежной газеты мы запросили. Он там на хорошем счету. Надо парня отпускать. Нет у нас оснований держать его в следственном изоляторе Вот какая история, понимаешь! Не мешает допросить Сюню.

— Что это даст? Сюня, когда встретил его сержант Козырев, выходил из переполненного народом универмага. Мог ли он у всех на глазах, средь бела дня вынуть ключ из ящика, беспрепятственно открыть сейф, выгрузить оттуда драгоценности? И как он мог знать, что ключ от сейфа Петриченко забыла в открытом ящике? Да и к тому же ограбление произошло ночью Чушь! Абсурд!

— А все-таки допросить его надо.

В конце рабочего дня раздался телефонный звонок из отделения милиции того района, где жила девчонка. Звонил лейтенант Кругликов, молодой разбитной парень с карими, выпуклыми, блестящими, как майские жуки, глазами, все время весело бегающими в разные стороны:

— Эта девчонка, которую ты вызывал сегодня на допрос, покончила с собой, — сказал он. — Вот какое дело. Как бы у тебя не было неприятностей. Ведь покончила она с собой сразу после допроса. Да, она оставила вашему Папсую письмо. Мы его переслали к вам, в уголовный розыск.

Самоубийство девчонки потрясло Папсуя.

— Довели! Доконали! Они ее так запугали, понимашь, что она покончила с собой. Может быть, в состоянии наркотического дурмана. Надо кончать с этим кодлом. А мы никак не можем выйти на них. Может быть, в письме она откровенно во всем признается. Теперь-то она может их не бояться! Не спасли мы девчонку. Не сберегли!

Папсуй распечатал письмо Вот что было в нем написано.

Третье письмо девчонки

«Степан Петрович! Когда Вы прочтете это письмо, меня уже не будет на свете Я опозорила себя навеки и в Ваших глазах, и в своих собственных Можно ли после этого жить! Все,_что я Вам говорила, все, что я Вам писала в своих письмах, была ложь! Да, да, самая настоящая ложь!

Теперь я задаю себе вопрос: когда я начала Вам лгать и почему? Так вот, должна Вам признаться (сейчас я уже ничего не боюсь, даже этого признания): многие годы со школьных лет я была в Вас влюблена. Я следила за Вами, знала в лицо всех Ваших друзей. Даже знаю Вашу Клавдию. Я помню все костюмы, которые Вы сменили за эти годы, я помню все рубашки, все галстуки, которые Вы носили. Но Вы не обращали на меня никакого внимания Я была для Вас малявка Мало ли таких бегает по двору.

Я подрастала. С годами я выросла из всех своих школьных платьев. Но никак не могла вырасти из этой моей первой любви. Вы же по-прежнему не обращали на меня никакого внимания. Я действительно окончила Литературный институт и действительно, не найдя себе места в жизни (мои рассказы и повести печатать никто не хотел), пошла работать в такси. Мать моя ихтиолог, отец — тоже, сейчас они в экспедиции. Никакого отчима у меня нет и не было Это все я придумала в письме к Вам. Так же, как придумала всю историю с Леней Красиковым, с которым мы дружим с детских лет. Не только мы дружим, но дружат даже наши родители. Умоляю Вас, отпустите его. Клянусь Вам, он не может иметь никакого отношения к ограблению универмага. Это я своею ложью о его уголовном прошлом навела Вас на мысль, что он, вор-рецидивист, может быть замешан в этом ограблении. А тут еще подаренные мне часы. Представляете себе, если узнает он, если узнают его родители, что я о нем написала и кому — работнику уголовного розыска, если узнают они, что я его оклеветала, засадила в тюрьму, как я смогу смотреть им в глаза, как мне жить после этого на свете! Стыдно, нестерпимо стыдно!

Какой из него уголовник! Единственное, что связывает его с преступным миром, так это то, что он любит блатные словечки и поет под гитару воровские песни Этакое пижонство маменькиного сынка.

В такси я пошла работать на несколько месяцев, чтобы написать очерки о работе такси для молодежной газеты Но увидела там немало такого, о чем надо писать не очерки, а фельетоны. Помните, как Вы сели ко мне в машину и мы тогда впервые с Вами познакомились.

А потом наша неожиданная встреча ночью возле Вашего дома. Я прочитала в газете страстную, взволнованную статью о наркоманах. Никак не могла уснуть. Вышла на улицу, чтоб как-то отвлечься, подышать свежим воздухом. Меня преследовали, как неотвязчивый кошмар, эти страшные люди — наркоманы. Неужели, неужели в нашей стране может быть такое?..

Я так увлеченно о них говорила, будто их боль была моей болью, и тут-то Вы решили, что я сама наркоманка, попавшая в это кодло. И решили меня спасать. А с той минуты, как Вы решили меня спасать, я радостно ощутила свою власть над вами Вроде Вы меня полюбили, полюбили не любовью, а своим состраданием. Потому что Вы очень добрый, совестливый человек. Как с таким характером Вы можете работать в уголовном розыске, не понимаю

Многие годы Вы на меня не обращали никакого внимания, а как на девчонку, которая гибнет, которую надо спасать, Вы не только обратили внимание, но всем сердцем связали себя с ней. Почувствовав эту Вашу слабинку, могла ли я отказаться от счастливого и благодарного чувства власти над Вами?

Помните, как Вы, все бросив, по моему телефонному звонку примчались меня спасать на переговорный пункт. Теперь могу Вам признаться: спасать меня было не от кого. Я заметила двух знакомых парней на улице и позвонила Вам, разыграв сцену покушения на мою жизнь.

Мне мало было придуманных новелл из моей жизни. Мне уже нужен был сценарий с Вашим участием.

Простите меня, ради бога, сейчас мне об этом очень стыдно писать. Но тогда, проходя с Вами мимо этих парней, я действительно верила, я чувствовала их нож кожей.

Мне рассказали удивительную историю: один выдумщик, подвыпив, всю ночь со слезами на глазах рассказывал друзьям о гибели своей жены, якобы попавшей под машину. Рассказывал с такими страшными подробностями, как он нес ее окровавленную на руках, как похоронил ее и упал на свежий могильный холм