Нам?

— Какого рода исследование?

Он кивает в сторону дома.

— Не возражаешь, если мы зайдем внутрь и поговорим?

— Здесь тебя никто не услышит, мистер Питерсон. Мы в нескольких километрах от ближайшего дома.

Раздражение окрашивает его лицо, но я игнорирую это. Не могу понять почему, но от этого парня у меня мурашки по коже.

Он машет рукой в сторону крыльца.

— Не возражаешь, если мы присядем?

Он не ждет, пока я отвечу, а шаркает по пыли и сосновым иглам к ступенькам, где опускается, чтобы сесть. Я прислоняюсь к перилам, а Бадди возвращается к слепому взгляду на деревья.

— Дело вот в чем, Лукас… Прямо сейчас в больнице находится женщина, которая борется за свою жизнь после жестокого избиения.

Сэм.

Мой пульс колотится немного быстрее, и я благодарен, что парень не видит моего беспокойства.

— Я знаю об этом нападении. Весь город в курсе.

Он хмурится.

— Конечно. Знаешь ли ты, что на свободе разгуливает мужчина, который избивает женщин? Восемь женщин, если быть точным.

Шай упоминала об этом, поэтому я киваю.

Он сверкает покровительственной улыбкой.

— Мы с Шайен освещаем эту историю здесь, в Пейсоне.

— Вы с Шай… работаете вместе? — она никогда не упоминала об этом, и всякий раз, когда всплывает имя этого парня, нежность покидает ее. Но Шайен говорила, что он все еще думает, что может указывать ей, что делать.

— Так и есть. Она целеустремленная женщина и хочет эту работу в Лос-Анджелесе…

— Лос-Анджелес? — она называла при мне штат Орегон. Никогда не упоминала Лос-Анджелес.

— Да, эта история вернула бы ее в седло. — Он прихлопывает жука на своей руке, затем щелчком отбрасывает его тушку. — Вот тут-то ты и вступаешь в игру. Расскажи мне, что знаешь о Сэм.

Моя челюсть плотно сжимается.

— Да ладно, ты же знал, что я проведу свое исследование.

— Я ее не знаю. То есть не очень хорошо ее знаю.

Он приподнимает бровь.

— Это не то, что я слышал. Знаю, что у вас двоих было несколько очень публичных проявлений… привязанности. Затем очень публичная драка в баре, в котором она работает.

Кто ему это сказал? Шайен не стала бы этого делать. Она никогда не продаст меня… Если только. Знает ли она, что Гейдж спал с кем-то еще? Заставит ли ее гнев разоблачить меня?

— Я никому не причинил вреда.

— Ааа… — он трясет в мою сторону пальцем. — Видишь ли, вот тут ты ошибаешься. — Вставая, он наклоняется ко мне. — Я слышал, ты избил ее парня. У тебя есть склонность к ревности, да?

— Мне нечего тебе сказать.

— Тебе не нужно ничего говорить. Доказательства говорят сами за себя. Все, что мне нужно сделать, это соединить точки. — Он спускается с крыльца, ухмыляясь. — Парень вроде тебя…

Вроде меня?

— … твой послужной список.

Моя кожа покрывается холодным потом.

Он наклоняет голову.

— Ты, кажется, удивлен. — Его глаза сужаются. — Я все знаю о тебе, Лукас. Знаю, что ты сделал, что убил всю свою семью, прежде чем направить оружие на себя.

Чернота мерцает на краю моего зрения.

— Но все обернулось для тебя не так, как ты надеялся, не так ли? Ты не умер в тот день после того, как убил свою семью.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Я проклинаю дрожь в своем голосе.

Он прикусывает внутреннюю сторону щеки, а затем улыбается.

— Ты умен, отдаю тебе должное. Подросток, который может провернуть это, одурачить адвокатов, судью, черт возьми, присяжных… Это впечатляет. — Он делает несколько шагов к реке, и мои ноги горят желанием убежать, спрятаться, пока все это не пройдет. Но это старый я, который отворачивается от конфронтации. Знаю, что могу стать лучшим человеком, таким, какого заслуживает Шай, и полон решимости начать прямо сейчас.

— Не удивлен, что ты смог скрыть то, что сделал с Сэм.

— Я не…

— Жестокое массовое убийство, разгромленный дом, девушка, избитая до полусмерти, знаешь, что у всех этих вещей общего?

Я не отвечаю.

— Ты. У них у всех есть что-то общее с тобой. — Он подходит ближе.

— Ты ничего не сможешь доказать.

— А-а-а… Мне не нужно. Я здесь не для того, чтобы обвинять тебя. Просто хочу, чтобы история была записана, и хочу эксклюзивности.

Мои глаза сужаются, а желудок сводит от тошноты.

— Они все равно арестуют тебя в конце концов, Лукас. С таким же успехом можно было бы опубликовать свою историю там. Черт возьми, ты можешь даже получить книжные предложения, пока сидишь в тюрьме, о тебе снимут фильм. Мне все равно, что ты можешь исчезнуть, и тебя больше никогда не услышат и не увидят. Все, чего я хочу, это чтобы ты рассказал мне свою историю под запись.

Мои руки дрожат, и я борюсь с чернотой, когда она пробует взять верх.

— Не могу. Я…

— О, конечно, ты можешь. Давай, расскажи мне свою историю, и я лучше оставлю Шай здесь, в Пейсоне, чем потащу ее с собой в Лос-Анджелес. Позволю ей остаться здесь со своей семьей, вместо того, чтобы сделать ее своей женой.

Мои зубы скрипят друг о друга, и каждый мускул в моем теле напрягается.

Медленная, понимающая усмешка кривит его губы.

— Это расстраивает тебя, не так ли? Разлука с Шай заставляет тебя хотеть крови. — Он делает несколько шагов ко мне. — Это вызывает у тебя желание убивать?

Занавес опускается, но я удерживаю его.

— Между нами, мне нужно было бы завести несколько девушек на стороне. Не уверен, пробовал ли ты еще маленькую навахо, но в постели она не так уж хороша. Она могла бы остаться дома и растить наших детей, пока я стану репортером новостей номер один в Лос-Анджелесе. — Он смеется. — Мысль о ней, такой сильной и свирепой, босой и беременной, делает мой член твердым, понимаешь? Если подумать, — он достает ключи из кармана, — оставь свою историю при себе. Я возьму Шай.

Я кричу:

— Нет!

И как раз в этот момент опускается занавес.

Глава 37

Шайен

— Как дела? — отец опускается рядом со мной на диван, где я смотрю на выключенный телевизор с тех пор, как Тревор уходит.

— Бывало и лучше. — Я одариваю его слабой, скорее всего неубедительной улыбкой. — Мне нужно пойти поговорить с Лукасом. Я просто… — не хочу застать его и его спутницу. — Мне нужно предупредить его, что Тревор что-то вынюхивает. Это все моя вина. Если бы я не вернулась, он жил бы спокойной жизнью.

— Как давно ты знаешь?

— Папа… — я выдыхаю, пытаясь сохранить