Вопросы оппоненты задавали острые. Правомочность экстраполяции полученных выводов на другие классы инферналов. Воспроизводимость результатов опытов. Пограничные несоответствия теоретических построений. В ответ Мускулюс упирал на мощную базу обоснований. Легкость, с которой он защищался, настораживала.

Цену легким победам малефик знал отлично.

Несмотря на закрытость темы, идущей под грифом «Для служебного пользования», народу в аудитории собралось битком. Большей частью столичные маги с допуском. Но попадались и незнакомые, откровенно подозрительные лица. Андреа это ничуть не удивляло. За семь месяцев, прошедших со времени ятричанских событий, он привык видеть вокруг себя скользких типов. «Медовые месяцы» прошли в бесконечных дознаниях, допросах и выяснениях обстоятельств. Следственные палаты Тихого Трибунала сделались родным домом. Колдун исписал кипы бумаг и пергаментов, извел галлоны чернил, строча докладные и объяснительные, заполняя формуляры и бланки, подписывая протоколы и заявления. Хорошо еще, что Серафим Нексус надоумил составлять наиболее важные документы в двух экземплярах. При оформлении диссертата копии весьма пригодились.

Теперь диссертат занял почетное место на рабочем столе, лаская взор.

Особенно хорошо смотрелся переплет: лилльская кожа с тиснением.

— Я был бы рад видеть вас, сударь Андреа, среди моих сотрудников, — сказал однажды председатель Трибунала, милый, приветливый волшебник, в прошлом некромант. — Сегодня наше последнее свидание в прежнем качестве. Депеша от лейб-малефактора Нексуса уведомляет, что вы монаршим указом переведены из консультантов в действительные члены лейб-малефициума. Для умеющих читать между строк это прямое указание свернуть дело. Что вы скажете, если я предложу вам по совместительству хорошую должность у меня под крылышком?

— Откажусь, — без обиняков ответил Мускулюс.

— Почему? Хотите остаться чистеньким?

— Нет. При моем-то профиле? Просто сейчас поют слишком много баллад, где герой доблестно работает на службу, подобную вашей. А я терпеть не могу баллады…

— Жаль. Искренне жаль.

— Просперо Кольраун, боевой маг трона и мой учитель, тоже не любит баллад, — торопливо добавил колдун на всякий случай.

Фортунат Цвях, кстати, отделался малой кровью. Венатора, избавившегося наконец от тремора маны, таскали по допросам каких-то жалких десять недель. Даже не поместили под домашний арест. Участие в заговоре пятилетней давности сочли недоказанным, а «допрос с пристрастием» отменили после скандала с побегом из лампы джинна-террориста. Ходили слухи, что джинн направлялся прямиком к зимней резиденции Эдварда II — однако был перехвачен венатором на полпути, скручен в муфлоний рог, упрятан в ближайший фонарь и доставлен прямиком в джиннохранилище.

После столь геройского деяния Цвяха оставили в покое.

И он сумел выкроить время на свадьбу с Мэлис Лимисдэйл, чья беременность начинала мозолить глаза сплетникам.

Между допросами, любовью и ловлей джиннов мастер Фортунат ухитрился сдержать слово, данное Зизифельде Трабунец. «Цирк Уродов» был приглашен в столицу, получив лицензию Департамента Просвещения. Успех цирк имел грандиозный. После выступлений счастливая Зизи еще долго засиживалась на манеже в окружении детворы. Встречались, между прочим, и отпрыски весьма знатных семей. Производя руками изящные пассы, лилипутка предрекала малышам их грядущее.

Всегда — счастливое.

— Поздравляю, мастер Андреа…

— Спасибо, что приехали, мастер Леонард!

Из-за спины Леонарда Швеллера, разодетого по случаю праздника в лиловую замшу и бордовую юфть, вынырнул белобрысый Янош. Но встревать не решился, косясь на тяжкую длань ученика.

— Я по-простому скажу, мастер Андреа. Вот вы — малефик. Сглаз, значит, порча и другая напасть. А мы от вас одно добро видели. Все ятричане, как есть. За добро добром платить полагается…

Мускулюс в ужасе вспомнил недавнюю весточку из Ятрицы. Благодарные горожане, оказывается, заложили новый памятник. В центральном сквере, напротив вдохновенного Адальберта. Малефика звали на открытие, и срочно требовалось придумать достойный предлог для отказа. Хотя… Финал пребывания в городке вспоминался с удовольствием. Линька завершилась без осложнений, кожи мигом ушли в работу, а лилльские красотки — замуж, согласно контракту. По любви и согласию заинтересованных сторон Химейра и Гюрзель стали женами капралов-охранников, которым светило скорое производство в сержантский чин. После снятия «ледяного дома» парни воспряли духом и другими частями тела, так что молодые жены остались довольны. А Эмпуза-младшая неожиданно для всех осчастливила честного вдовца Пьера-Бенедикта Качку, главу местных обеляров. Теперь, говорят, верховодит общиной от лица мужа.

В праведницы метит, не иначе.

Янош женился на Цетинке, породнившись со своим пожилым учеником. Матиас Кручек ездил к сыну на свадьбу и вернулся сияя. Сейчас Цетинка ждет ребенка, потому Янош приехал один. Звали Ядвигу, так ее от беременной дочки клещами не оторвать.

— Спасибо! Спасибо, друзья! Даже не знаю…

Дабы скрыть неловкость, Андреа припал к кубку.

Все переженились. Скоро дети пойдут. Один он остался «у распитого корыта», как в старой сказке. С диссертатом, степенью и строящимся памятником. «Напьюсь, честное слово напьюсь и сяду печалиться…»

— Вы позволите?

Прелестное личико. Ямочки на щеках. Синие глазки, алые губки. Русая коса до пояса. Кончик косы пушист, как кисть живописца. Платье сильно декольтировано. Чудесные плечи. Волнуется роскошная грудь. Сейчас, когда в моду вошли бесполые «шнурки» и бледная немочь стала эталоном красоты, человеку крепкого телосложения и старомодных взглядов, такому, как Андреа Мускулюс, приятно видеть, что в Реттии еще рождаются настоящие женщины.

Старомодный взгляд с удовольствием изучает открывшийся пейзаж.

Крепкое телосложение напоминает о себе.

— Я в вашем распоряжении, сударыня!

— Я бы хотела поднять тост.

Бокал игристого вина кипит пеной. Браслет из нефрита спадает ниже запястья, когда изящная ручка возносит бокал на уровень лица. Слабо звенят колокольцы браслета. Голубые вены еле заметно струятся под снежной кожей.

— За мудрых мужчин, способных видеть тайну! За сильных мужчин, чьи поступки выше скудной морали обывателей! За настоящих мужчин, не боящихся прорывов в неведомое! За вас, магистр Андреа!

Глоток вина. Глоток восторга, горящего в сапфировом взгляде. Затаив дыхание, малефик берет с подноса чарку с чем-то крепким. Жгучий ком рушится прямо в сердце. Кыш, меланхолия! Прочь, дурные предчувствия! Змеи расползаются, таятся по углам. Дама смеется. Она замечательно смеется: легко, открыто. Совсем по-детски прикусывая нижнюю губку, чтобы унять смех.

Тщетно.

Веселье заразно: теперь хохочут оба.