Бао-чай, прекрасно понимавшая все происходящее, предложила:

– Давайте уйдем и не будем мешать.

Она встала и в сопровождении остальных отправилась в комнаты Инь-чунь.

Все эти дни госпожа Ван проводила в хлопотах. Только к десятому месяцу все было полностью готово к встрече Гуй-фэй, и распорядители работ полностью сдали все в соответствии со счетами и описями. Утварь и письменные принадлежности были расставлены по всем комнатам, были закуплены птицы, журавли, олени, зайцы, гуси и куры для сада. Девочки, которые находились под присмотром Цзя Цяна, разучили двадцать или тридцать актов из различных пьес. Буддийские и даосские монахини выучились читать священные книги.

После этого Цзя Чжэн немного успокоился и пригласил матушку Цзя в сад, чтобы она все проверила и осмотрела.

Лишь после того, как все было придирчиво осмотрено, Цзя Чжэн написал извещение ко двору. И в тот же день пришел ответ от государя, в котором он милостиво разрешал Гуй-фэй в пятнадцатый день первого месяца будущего года – в день праздника фонарей, навестить своих родителей. После получения этого разрешения во дворце Жунго ни днем, ни ночью не было покоя, все занимались приготовлениями, так что даже не удалось как следует отпраздновать Новый год.

Не успели и глазом моргнуть, как подошел праздник фонарей. Восьмого числа прибыл главный придворный евнух, чтобы окончательно все осмотреть и сделать последние распоряжения, а также назначить места, где переодеваться, где отдыхать, где принимать поздравления, где устраивать пиры, где спать. Потом прибыл старший евнух, ведающий охраной, и привез с собой множество младших евнухов, которые расположились в шатрах. Было в точности указано, где должны члены семьи Цзя входить и выходить, откуда должна подаваться пища, где совершать церемонии. На пути ко дворцу Жунго чиновники из ведомства работ и столичный градоначальник расчищали улицы.

Цзя Шэ и другие следили за тем, как мастеровые вышивали цветы на праздничных фонарях и готовили фейерверк. Таким образом, в четырнадцатый день первого месяца – в канун приезда Гуй-фэй – все было полностью готово. В эту ночь никто во дворце не спал.

Наконец наступил пятнадцатый день месяца. Рано утром, еще во время пятой стражи, матушка Цзя и остальные женщины встали и нарядились в соответствии со званиями и положением.

В «саду Роскошных зрелищ» были развешаны занавесы с изображением пляшущих драконов, вышитые фигурами фениксов шторы; все сверкало золотом и серебром, сияло жемчугами и драгоценными каменьями; из курильниц плыли лилейные ароматы, в вазах благоухали букеты роз. Стояла глубокая и торжественная тишина, никто не смел даже кашлянуть.

Цзя Шэ неотлучно находился на западном конце улицы, на которой стоял дворец, а матушка Цзя дожидалась у ворот дворца Жунго. Улица была закрыта для посторонних, в обоих ее концах стояла стража.

Вдруг в минуту самого напряженного ожидания верхом на коне прискакал дворцовый евнух. Цзя Шэ принял его и осведомился, какую весть он привез.

На это евнух ответил ему:

– Вы слишком рано забеспокоились! Гуй-фэй приедет только к вечеру. Она еще должна откушать в полдень, в два часа съездить в «храм Драгоценного духа» поклониться Будде, в пять часов побывать во «дворце Великой светлости», где она примет угощение и вместе с государем полюбуется праздничными фонариками и лишь после этого тронется в путь.

– Если так, – сказала Фын-цзе, обращаясь к матушке Цзя, – вы пока можете уйти к себе, а когда подойдет время, вернетесь.

И матушка Цзя, оставив все дела в саду на попечение Фын-цзе, удалилась.

Распорядители приказали расставить повсюду восковые свечи, зажечь фонари, а сами повели евнухов обедать. Но неожиданно с улицы донесся конский топот, и вслед за тем, запыхавшись и размахивая руками, вбежало около десятка евнухов, и те, которые обедали, сразу поняли, что едет Гуй-фэй, и поспешили занять свои места.

Цзя Шэ в сопровождении всех братьев и сыновей, принадлежавших к их роду, отправился на западный конец улицы, а матушка Цзя с женщинами вышла за главные ворота. Наступила мертвая тишина.

Вскоре верхом на конях медленно подъехали два дворцовых евнуха и у западных ворот спешились. Лошадей тотчас же увели за шатры для охраны, а евнухи встали возле ворот, обратившись лицом к западу. Прошло немного времени, и снова точно таким же образом приехали два евнуха. Через некоторое время их собралось уже около двух десятков, и лишь после этого издалека донеслись звуки музыки и барабанов. Парами проплыли флаги с изображением фениксов, за ними проследовали знамена с изображением драконов, дворцовые опахала из фазаньих крыльев, потом золотые курильницы, в которых курились императорские благовония. Далее появился зонт на кривой рукоятке, расшитый узорами из семи фениксов, потом пронесли головной убор, халат, пояс и туфли Гуй-фэй, надушенный благовониями платок, вышитую головную повязку, полоскательницу, метелку для сметания пыли и другие вещи. И только тогда появились восемь евнухов, которые чинно и важно шествуя, несли на плечах расшитый фениксами светло-желтый императорский паланкин с позолоченным верхом.

Матушка Цзя и остальные женщины приблизились к паланкину и опустились на колени. Тотчас же подбежал евнух и помог матушке Цзя подняться. Паланкин вновь подняли, внесли в главные ворота и направились дальше к воротам внутреннего двора, где опять остановились, и один из евнухов, преклонив колена перед паланкином, попросил Гуй-фэй выйти и переодеться. Затем евнухи разошлись.

Придворные женщины и наложницы государя помогли Юань-чунь выйти из паланкина. И тут она увидела, что в саду сияют изящные разноцветные фонарики, сделанные из тонкого узорчатого шелка. Прямо наверху висела освещенная изнутри фонарем надпись: «Проникаясь гуманностью, изливай добродетель».

Юань-чунь вошла в дом, переоделась, снова села в паланкин и отправилась в сад. По всему саду плавали волны ароматных курений, пестрели чудесные цветы, сияли разноцветные фонарики, разносились нежные звуки музыки. Невозможно описать словами всю эту картину великого благоденствия и ослепительной роскоши!

Между тем Юань-чунь, осматривая из паланкина сад, укоризненно качала головой и со вздохом говорила:

– Как много пришлось потратить на всю эту роскошь!

Потом снова появился евнух, который опустился на колени и пригласил ее войти в лодку. Юань-чунь вышла из паланкина и увидела перед собой речку, которая текла, извиваясь наподобие дракона. По обоим берегам ее тянулись каменные перила, украшенные хрустальными фонариками, серебристый свет которых падал на воду, вызывая впечатление, будто это не вода, а волнистые снежные сугробы. Ветви ив и абрикосовых деревьев почти касались воды. Они были еще без листвы, но обильно украшены разноцветными искусственными цветами из шелка и бумаги и увешаны множеством фонариков. На пруду тоже горели фонари в виде лотосов, лилий, цапель и диких уток, сделанные из