а здесь остались три или четыре младших евнуха для разных поручений. Тогда мать, дочь и сестры стали рассказывать друг другу о себе, о домашних делах, обо всех событиях, которые произошли после того, как они расстались. Затем к занавеске, которой была завешена дверь, подошел Цзя Чжэн и, не входя в комнаты, отвесил низкий поклон и справился о здоровье Гуй-фэй.

– Даже в простой деревенской семье, где едят грубую пищу и одеваются в простую одежду, – сказала ему Юань-чунь, – дочь не лишена радости видеть своего отца. Я же пользуюсь богатством, но разлучена с родными и лишена такого счастья.

Цзя Чжэн, сам едва сдерживавший слезы, произнес в ответ:

– Живя среди кукушек и ворон, разве мечтал я о том, что доживу до счастья лицезреть феникса? Удостоившись небесной милости, вы прославили добродетели своих предков – а это и есть то лучшее, что может быть на земле, озаряемой солнцем и луной. Все добродетели предков, излившиеся на вас, коснулись меня и моей супруги. Нынешний государь, достигнув великих добродетелей, какие только способны рождать Небо и Земля[72], проявил невиданные милости, и если бы даже я истер в порошок мои печень и мозг, все равно этого было бы недостаточно, чтобы отблагодарить за них! Теперь мне каждый день с утра до вечера нужно заботиться только о том, чтобы доказать государю свою преданность и усердие по службе. Низко кланяясь, смиренно желаю совершенномудрому государю десять тысяч лет здравствовать, ибо это было бы счастьем для народа Поднебесной. Государыня, обо мне и моей супруге не беспокойтесь! Лучше молитесь о том, чтобы еще обильнее излилась на вас драгоценнейшая любовь государя, старательно и прилежно выражайте ему свое уважение и почтение, дабы не оказаться неблагодарной за те милости, которыми вас щедро осыпает Высочайший.

Юань-чунь в свою очередь просила отца, чтобы он всегда был старательным по службе, а в свободное время заботился о своем здоровье и не беспокоился о ней.

– Всем беседкам, башням, террасам и павильонам, которые находятся в саду, названия давал Бао-юй, – продолжал между тем Цзя Чжэн. – Если нашлось какое-нибудь место, которое привлекло ваше внимание, я буду счастлив, если вы сами дадите ему название.

Услышав, что Бао-юй умеет сочинять надписи, Юань-чунь, сдерживая улыбку, сказала:

– Да, он в самом деле добился больших успехов!

Наконец Цзя Чжэн удалился. Тогда Юань-чунь спросила:

– Почему не видно Бао-юя?

– Мужчинам без дела не разрешается входить сюда, – ответила матушка Цзя.

Юань-чунь приказала позвать Бао-юя, и один из евнухов тотчас привел его. Бао-юй совершил положенные церемонии, после чего Юань-чунь сделала ему знак приблизиться, взяла за руку, привлекла к груди и стала нежно гладить по голове.

– А ты намного вырос с тех пор, когда я видела тебя в последний раз, – говорила она.

Из глаз ее снова покатились слезы.

Тут подошли госпожа Ю и Фын-цзе и сообщили Юань-чунь:

– К пиру все уже подготовлено, просим вас, государыня!

Юань-чунь встала и велела Бао-юю проводить ее в сад. Там уже были накрыты столы и горели фонарики.

Вступив в сад, они миновали места с надписями «Торжественное явление феникса», «Аромат роз среди зелени яшмы», «Виднеется флаг среди абрикосов», «Чистый аромат ириса», побывали в покоях, поднимались на башни, переходили ручейки, огибали горки и любовались открывающимися видами. Во всем видны были роскошь и красота, в каждой балке, в каждом столбике чувствовались новизна и оригинальность.

Юань-чунь все хвалила, всем восхищалась, но просила впредь избегать таких чрезмерных расходов. Наконец они подошли к залу, и Юань-чунь приказала всем садиться безо всяких церемоний. Начался пир. Матушка Цзя присела в дальнем конце стола, а госпожа Ю, Ли Вань, Фын-цзе подносили и убирали блюда и чашки.

Юань-чунь велела подать кисть и тушечницу, сама разложила полоски бумаги, чтобы написать названия для тех мест, которые ей больше всего понравились. Для сада она дала название «сад Роскошных зрелищ», для своих личных покоев – «Помни о милостях и думай о долге», а к этому названию соответственно написала парную надпись, которая гласила:

Небо с Землею

    великую милость явили, —

Взрослые люди и малые дети

    равно растроганы ею.

Древле и ныне

    подобных примеров немного,

Чтобы во всех Девяти областях[73] так прославляли за милость.

Кроме того, она заменила название «Торжественное явление феникса» на «павильон реки Сяосян», выражение «Аромат роз среди зелени яшмы» – на «Наслаждайся розами и радуйся зелени», и в соответствии с этим выражением дала название «двор Наслаждения розами». То, что прежде называлось «Чистый аромат ириса», она назвала «двор Ириса», а «Виднеется флаг среди абрикосов» переделала в «горную деревушку Хуаньгэ». Главная башня получила название «башни Величественного зрелища», восточная башня стала называться «покоями Узорчатой парчи», а западная башня – «покоями Скрытого благоухания». Юань-чунь придумала еще такие названия, как «терраса Ветра в зарослях осоки», «павильон Благоухающего лотоса» и многие другие. На досках, которые нужно было повесить над входами, она начертала: «Весенний дождь в цветах груши», «Осенний ветер в ветвях утуна», «Ночной снег в зарослях тростника». Она распорядилась не снимать прежние надписи и к ним сочинила стихи:

Вкруг гор высоких петли воды,

    искусства тонкого плод.

Пока подобные горы создашь,

    немалое время пройдет.

Пейзажи земли и виды небес

    слились при создании сада —

Отныне «садом Роскошных зрелищ»

    пусть каждый его зовет.

Окончив писать, Юань-чунь с улыбкой сказала сестрам:

– Вы знаете, что я не обладаю способностями сочинять стихи, и если я это сделала сейчас, то только под впечатлением живописных пейзажей. Но когда у меня будет свободное время, я непременно напишу «Записки о саде Роскошных зрелищ» и «Оду о свидании с родными» для того, чтобы запечатлеть в них события нынешнего дня. И я желаю, чтобы каждый из вас сочинил по одному стихотворению на тему всех надписей и не старался сделать их похуже моего, которое, кстати, очень посредственно. К тому же мне известно, что Бао-юй умеет сочинять надписи, какие могут только порадовать. Из всех мест в саду, которые я осмотрела, больше всего мне понравились два места – «павильон реки Сяосян» и «двор Душистых трав», а потом уже «двор Наслаждения розами» и «горная деревушка Хуаньгэ». Эти четыре места достойны того, чтобы их воспеть каждое в отдельности. Правда, парные надписи, которые прежде сочинили для этих мест, не вызывают возражений, но мне хочется, чтобы были сложены