– Госпожа, – позвала меня как-то вечером Хельга, заглядывая в комнату.

– Что такое? – спросила, заплетая на ночь косу – спать с распущенными волосами очень неудобно.

– Тут к вам пришла одна, – она замялась, словно не знала, как лучше сказать, а потом вздохнула. – Пусть она сама расскажет.

– Хорошо, впусти, – я встала, накидывая на себя верхнее платье, похожее чем-то на халат.

Когда Хельга посторонилась, в комнату вошла девушка лет семнадцати. Она немного помялась, а потом разревелась и бухнулась на колени.

– Вытравите, госпожа, молю вас, вытравите его, – запричитала она горячо, отчего я в первый момент совсем растерялась.

Глянув на Хельгу, поняла, что подруга чем-то крайне недовольна. Сначала я не сообразила, что происходит и о чем меня просит девушка, а потом до меня дошло. Распрямив плечи, тяжело вздохнула.

– Поднимись, – попросила, прикрывая на короткий миг глаза. – И расскажи, что с тобой случилось.

История оказалась нерадостной, но вполне закономерной для нынешнего времени. Девушку взяли в плен, как и остальных молодых женщин ее деревни. При этом убили ее возлюбленного, родителей и старшего брата, а саму ее изнасиловали. Она понесла, но ребенка внутри себя дико ненавидела. В этом мире существовало растение, при помощи отвара из которого можно было сбросить плод, но оно было ядовито, и очень часто мать умирала вместе с ребенком. Многих подобное не останавливало, но девушка хотела жить и умирать не собиралась. Я пыталась вразумить ее, объясняя, что ребенок ни в чем не виноват, что он невинная душа, которая еще даже не сделала ни единого шага по этой земле, но девушка и слышать ничего не желала. Я говорила ей, что не могу ничего поделать, но она не верила, лишь смотрела взглядом побитой собаки и плакала.

– Роди, – разозлилась я под конец. – Раз боги даровали ему жизнь, значит, для чего-то это им понадобилось. Я сама воспитаю его.

Девушку приказала поселить в отдельную комнату где-нибудь подальше, чтобы она поменьше попадалась людям на глаза. Та и не возражала. Я не знала, правильно ли поступила или нет. С одной стороны, ну зачем мне чужой ребенок? Да и девушку я в какой-то мере понимала. А с другой стороны, не могла я убить невинное дитя.

Тор вернулся ближе к осени, когда весь замок пропах соленой рыбой и копченым мясом. Когда они появились, люди сначала притихли, ожидая новой напасти, а потом разразились приветственными криками.

– Вернулись! Вернулись! – услышала я крики, и сердце, кувыркнувшись, подскочило к самому горлу, забившись испуганно, тревожно.

Мне хотелось броситься вперед, узнать, увидеть, но я встала на крыльце, выпрямила плечи и приподняла подбородок. Чуть дрожащие от нетерпения руки пришлось сжать в кулаки.

Когда я увидела мужа, мир покачнулся. Наверное, я бы упала, но верная Хельга незаметно придержала меня за плечо. Мне нужна была секунда, всего одна секунда. И она дала ее мне. А потом я широко улыбнулась и, глубоко вдохнув прохладный воздух, шагнула с крыльца.

В отличие от меня Тор не был столь терпелив. Подлетев ко мне на коне практически вплотную, он спешился. Сначала показалось, что, как и в прошлый раз, он порывисто обнимет меня, но муж застыл напротив. Он смотрел и смотрел, словно изучал заново.

–  Наши все живы, – произнес он чуть хриплым голосом, а я, закусив губу, неожиданно расплакалась. Сделав шаг, уткнулась ему в плечо и зарыдала, выпуская из себя весь страх, все ожидание и долгие бессонные ночи. – Спасибо, спасибо, – шептал он, целуя меня в макушку, и гладил волосы, обнимая при этом.

Вскоре я узнала, что слова Тора про то, что все живы, несколько оптимистичны. Да, все те, кто весной вышел из наших ворот, вернулись, но многие из них находились на грани, готовые в любой момент ее перешагнуть. Я вообще плохо понимала, как с некоторыми ранами они смогли протянуть столь долго.

– Стойте! – приказала я, рассматривая раненого воина. Он лежал так, словно уже умер, – неподвижно, подобно восковой фигуре. Вот только, судя по испарине и судорожным вздохам, мужчина был определенно еще жив. – Поставьте носилки на землю, – попросила, опускаясь рядом. Что-то мне подсказывало: медлить больше нельзя.

Оглядев его внимательно, кивком показала, чтобы убрали плащ, которым был накрыт раненый. Один из воинов поспешил выполнить мою безмолвную просьбу. Когда плащ был убран, я внимательно оглядела серые ленты, которыми был перевязан мужчина. Сначала хотела снять их, но потом, заметив подсохшую кровь, решила не делать этого. Скорее всего, тряпки давно присохли к ране и придется отдирать их, а зачем человеку лишняя боль, он и так едва дышит.

Положив руку ему на грудь, глубоко вдохнула и закрыла глаза. Первый звук песни с губ сорвался незаметно и привычно. Перед внутренним взором все покраснело, а потом я будто увидела глубокую рану. Если бы я не была занята, обязательно покачала бы головой. Рана выглядела крайне серьезной. Не думаю, что без меня у этого мужчины был шанс выжить.

И вот таких ранений оказалось много. Один раз пришлось даже приращивать кисть. Отрубленная рука, приставленная к культе и примотанная тряпкой, будто она могла прирасти обратно, смотрелась настолько жутко, что я едва смогла справиться с собой. Это ранение стало вершиной моего мастерства. Оказалось, что прирастить то, что было отрублено, крайне сложно.

Лечить пришлось много. И не только наших. Всё-таки с Тором пришла вся армия. И были в ней не только воины вольницы, но и северные племена. Разместить столько людей в замке не представлялось возможным, поэтому лагерь разбили рядом.

Сначала я лечила тяжелораненых и только потом тех, кто еще мог ждать. Все, кто сумел дотянуть до Асгрима, в итоге выжили, но Тор признался, что на поле брани полегло много воинов вольницы.

Прокормить столько народу не представлялось возможным. Гости и сами это понимали, поэтому, получив от Тора разрешение на охоту, обеспечивали едой сами себя. Вскоре к ним присоединились и те, кто еще недавно находился на грани. Многие не верили, что выжить все-таки удалось.

Про то, что у нас тут происходило летом, мужу рассказал Балдер, я в это время была занята ранеными воинами. Что случилось с пленными предателями, пойманными нами когда-то, и с отрядом дезертиров, не знаю. Они просто исчезли. Однажды я хотела поинтересоваться, но потом поняла, что ничего мне спрашивать не надо, я и так знаю ответ.

– Некоторые согласились быстро, – рассказывал Тор, обняв меня одной рукой, а вторую закинув себе за голову. Мы как раз отдыхали после «приветствия». – Донгорцы как раз были теми, кто согласился практически сразу. У нас были некоторые сомнения на их счет, мы даже отправили человека проследить. Спустя несколько недель он вернулся и сказал, что донгорцы ушли с земель вольницы и направились на север.

– Думаю, что они вполне могли ожидать от вас чего-то подобного, – сделала предположение я, погладив мужа по обнаженной груди.

– Сейчас я и сам понимаю, что в отличие от других они согласились подозрительно быстро. Их даже не заинтересовала возможность сразиться с южанами, что уже само по себе странно. Всё-таки глубоко на севере живут крайне воинственные народы.