– Лаухальганда, за мной!

///

Он просто исчез, растворился в воздухе, так что Райла вскрикнула.

– Не бойся, юница, всё прошло успешно. Я восславил бы какого-нибудь бога, если бы искал себе небесных покровителей. Но ты можешь.

– А если он не вернётся?!

– Вернётся, вернётся. Так же как ушёл. Не бойся, – повторил Хранитель Истории, – за его спиной десятилетия магической практики, разберётся. В конце концов дураки и бездари в Академии Ривена не выживают.

Старик тяжело закряхтел, снимая с плеча ремень, на котором носил фолиант. Огромная книга легла на пол и Жар-Куул уселся сверху. Он достал из поясного мешочка старую трубку, худой кисет, огниво, долго набивал и раскуривал, а затем будто задремал, крутя в пальцах ржавое железное кольцо.

Грандье отошла в сторонку и теперь следила за Райлой со странным выражением. Бессмертная то щурилась, то усмехалась уголком рта. Охотнице стало не по себе, её словно раздевали взглядом, но даже не из похоти, – оценивали, взвешивали, определяли. Чтобы избавиться от такого внимания, она вышла на большой балкон и ужаснулась тому, как высоко они забрались.

Внизу раскинулась панорама великого города. Судьба его не пощадила, но даже сейчас рисунок улиц оставался изящным, продуманным, сложным. Абсалодриум строился по изначальному, доведённому до совершенства плану, суть – одна гигантская магическая печать, стабилизировавшая пространство и время.

– Знаешь, что все люди умеют летать? – прозвучал за спиной голос Грандье. – Правда, только один раз и только вниз.

– Наверняка ты сама придумала эту шутку, Сезир, потому что она почти твоя сверстница.

– Ха, – сказала бессмертная. – О чём думаешь, девочка?

– Мои мысли, – только моё богатство.

– Всегда сочувствовала беднякам и даже подавала милостыню. Вот и тебе сейчас перепадёт: вы с Майроном друг другу не подходите.

Райла повернулась на каблуках, преодолела разделявшие их несколько шагов и ударила Сезир. Попыталась ударить. Она и сама не поняла, как её кулак оказался в захвате, мир несколько раз перевернулся, и охотница повисла над пропастью. Грандье держала её за запястье на вытянутой руке, ничуть не обременённая весом и смещённым центром тяжести. Сама эльфка при этом стояла на каменных перилах балкона, такая спокойная, даже расслабленная.

– Интересно, сколько мыслей ты успеешь перебрать, пока будешь падать? Тут очень высоко…

– Он на твои мощи не позарится даже если ты останешься последней бабой в Валемаре, тварь!

Гортанный гогот эльфки перебил рвавшуюся из Райлы тираду ненависти. Галантерейщица легко спрыгнула обратно и поставила её на ноги.

– Дура ты, – беззлобно сказала Грандье. – Все, кто младше пяти тысяч лет – для такой старухи как я – младенцы. Не говоря уж о том, что мужчины не разжигали в моей печке огня с… с… многие боги ещё не родились тогда. Нет-нет-нет.

Эльфка потянулась до хруста, размяла шею, потом опёрлась локтями о перила, и сама стала разглядывать величественную панораму. Туманный колпак в то время стал менять цвет на красный.

– Я никогда не считала полноценными тех женщин, чьи разговоры всегда сводятся к мужчинам, Райла Балекас. Но сейчас, видимо, придётся и самой поболтать о противоположном поле. Видишь ли, малышка, вы с Майроном Синдой находитесь совсем в разных категориях. Окончательно я поняла это, когда увидела его стиль боя, пыл, мощь. Мне сделалось страшно.

Райла глядела волком, но пока не перебивала.

– В нём просыпается сила, которой не было в этом мире много тысячелетий. Постепенно Синда становится таким как я и другие в Галантерее, – очень опасным индивидом. Если тенденция сохранится, то, вскоре, этот парень сравнится со старшими офицерами. Учитывая, какую миссию хочет возложить на него Грифель, оно и неплохо, я считаю. Но тут дело доходит до тебя.

Грандье оторвалась от созерцания Абсалодриума, повернулась к Райле.

– Ты обуза, Балекас. При всех твоих навыках и талантах ты этому бастарду не ровня. Он непременно втянет тебя в какие-нибудь неприятности, где ты сгинешь.

– В матери давно не нуждаюсь, и сама выкарабкаюсь!

– Как уже выкарабкивалась раньше? – Своеобразно красивое эльфское лицо изобразило печальную улыбку, полную жалости. Райла поняла, что Сезир осведомлена о некоторых трагических эпизодах её прошлого.

– Heen tua oyun arche, – только и смогла сказать охотница.

– Ну да, ну да, пошла я в задницу, – развеселилась бессмертная. – Забавные вы, младшие народы. Учить высокую речь как следует не желаете, но ругательства зубрите с утроенным старанием.

– Спасибо за заботу, но в мои дела не лезь, не нужно.

– Ой, девочка, да плевать мне на тебя. Хоть живи, хоть подыхай. Но если этот бастард действительно имеет шанс уберечь Валемар, то ты рано или поздно станешь для него проблемой. И сама погибнешь, и его за собой утянешь. И весь мир мурзу под хвост уйдёт из-за одной слабосильной сучонки.

Райле хотелось выбросись из-за спины Олтахар, снять с него ремни и… что? Опозориться ещё раз? Ведь не слова ранили, а правда, которая за ними стояла. Она так долго стремилась к Майрону, столь многое пережила, стала сильнее, но оказалось, что этого было недостаточно. Он тоже не стоял на месте, и судьба влекла бывшего мага по очень трудным дорогам.

– Выдохни уже. Я не для того здесь, чтобы тыкать тебя лицом в дерьмо.

– Разве?

– Уж поверь. Я хочу предложить помощь. – Сезир убрала прядь за ухо. – У тебя есть потенциал, Балекас, есть куда расти. Если хочешь, я помогу тебе стать чем-то… стать чем-то.

– А если я не хочу твоей помощи? – настороженно спросила охотница.

Галантерейщица пожала плечами:

– Ты всё ещё можешь отправиться в полёт.

Послышались шаги и на балконе появился Майрон Синда, запыхавшийся, с распахнутыми глазами и блестящим от пота лбом.

– Успел.

Райла вскрикнула от радости и обняла седовласого. Вместе, с ней и Лаухальгандой катающимся меж ног, они вернулись в длинный зал, к старцу. Хранитель Истории уже открыл книгу, достал самопишущее перо и приготовился. Расхаживая из стороны в сторону, рив детально рассказал, что видел внутри зеркала.

– Круг, поделённый на трети, – прокряхтел летописец, отрывая глаза от страниц, – знаешь, что это?

– Разумеется, – символ триединства составляющих всякого разумного индивида: тела, разума, души.

Перо вновь заскрипело.

– Семь ключей в руке моего отца.

– Семь черновиков, спрятанных в Валемаре, – провёл параллель Майрон. – Но никакого намёка на замки. Только какие-то лестницы: вверх, вниз, опять наверх, до самого конца… «По стопам Непостижимых лишь осилив путь?»

– Как знать? Семь статуй, юноша? Что это может значить?