– Он сказал мне, что Рейвенкрофт специально устроил взрыв на корабле и оставил его умирать, чтобы никто не узнал о его деяниях.

– Он представил тебе хоть какие-то доказательства? – требовательно спросила Филомена.

По щекам Джани бежали потоки слез:

– Хеймиш описал, где был мой дом, где умерли мои родители и как они умерли. Я помню… Я видел их тела.

Торн смотрел на Филомену, и на его лице было написано сочувствие:

– Когда Хеймиш попал в руки герцога Тренвита, он признался, что манипулировал юношей. Он повернул дело так, что все совершенные им самим военные преступления якобы совершил Лиам, и наполнил голову Джани этим ядом. Но после нескольких часов наедине с Тренвитом Хеймиш признался, что сам убил родителей Джани.

– Это все моя вина, мисс Мена, только моя! Я прочел вашу телеграмму и дал знать вашему мужу, потому что Хеймиш прочел все письма, написанные вами к леди Нортуок. Он велел мне это сделать. Поэтому ваш муж поджидал вас на вокзале. И поэтому я сегодня умру!

С подбородка Джани упала слеза на его шелковую куртку, и Филомена почувствовала, что и ее глаза наполняются слезами от жалости к Джани.

– Рианна никогда не простит меня за то, что я сделал с ее отцом! Я увижу маркиза и буду умолять его о прощении перед тем, как меня повесят. Но я боюсь, что никогда не увижу ее лица перед смертью.

– Неужели вы собираетесь его повесить? – Филомена повернулась к Гэвину. – Почему его не передали властям?

– Потому что, несмотря на то что это Англия и у нас с братом есть свои разногласия, главным я признаю закон нашего клана, – решительно ответил Гэвин. – А закон клана гласит, что лэрд Маккензи будет решать его судьбу.

– О Джани, – прошептала Филомена, – мы оба так ужасно ранили Рейвенкрофта.

– Нет нам прощения. – Голос Джани дрожал.

Она кивнула, ее до краев, до остановки дыхания, наполняла боль.

– Я бы все отдала, чтобы исправить содеянное, но, боюсь, уже поздно…

– Одна добрая барышня сказала мне как-то, что никогда не поздно все исправить! – Знакомый голос пророкотал из темноты за открытой дверью, и Демон-горец появился в комнате. – Кажется, этой барышней были вы, мисс Локхарт.

Изумленная до восторга оттого, что увидела его живым и здоровым, Филомена почувствовала головокружение. Он стоял перед ней, как прежде, – сильный и широкоплечий, хотя его левая рука была перевязана. В остальном Лиам буквально вибрировал от энергии и жизнелюбия.

Облегчение быстро сменилось страхом, потом стыдом, печалью и угрызениями совести. Но Лиам смотрел на нее с таким напряжением, какого она никогда раньше не видела. В глазах горел темный огонь, лицо стало мрачным и решительным, отчего ее охватила тревога и дурное предчувствие.

Филомена отступила на шаг, потом сделала другой, отказываясь верить своим глазам. Она шла в сторону выхода все дальше от людей, которые молча наблюдали за этой сценой. Дориан встал за спиной Лиама, а за ним тенью двинулся Кристофер Арджент.

Но Филомена их не видела. Она не замечала ни Дориана, который подошел к жене и взял ее за руку, ни Арджента, который отошел в тень, где Милли упала в его объятья. Ни Торна, который с открытым ртом смотрел на Дориана, будто гляделся в зеркало, где видел свое темноволосое отражение. Она не видела бедного Джани, который дрожал так, что звенели цепи.

Она видела только Лиама. Весь мир Филомены сузился до его лица, на котором она видела сильные эмоции и не могла им поверить.

– Не беги от меня, барышня. Нам многое нужно сказать друг другу.

– Ты назвал меня мисс Локхарт, – прошептала она, с трудом переводя дыхание. – Теперь ты знаешь, что я Филомена Сент-Винсент, виконтесса и… замужняя женщина.

Его темные глаза стали до невозможности черными.

– Больше нет.

У нее остановилось сердце.

– Что ты имеешь в виду?

– Безо всякого сожаления сообщаю тебе, что отныне ты вдова Сент-Винсент. – Он произнес это, не проявив ни малейших угрызений совести.

– Это ты сделал?

– Не стоит приписывать ему все заслуги, – фыркнул Дориан.

– Это результат совместных действий, – добавил Арджент.

Филомене хотелось сказать, что она сожалеет о смерти мужа. Но единственное сожаление, которое она испытала, было о том, что она не ощущает никакого огорчения от известия, что умер человек, бывший ее мужем пять лет. Да и почему она должна о нем жалеть? Гордон унижал ее, терроризировал и бил. Потом он запер ее в клинике и забыл. То, что он сделал с ней, – непростительный грех, за который он должен гореть в аду.

– Лэрд Маккензи, – Джани упал на колени, гремя цепями и заливаясь слезами, – я должен молить вас…

– Встань, Джани, – сказал Рейвенкрофт скорее раздраженно, чем сердито, и поставил юношу на ноги. – Торн сказал все правильно. Хеймиш сознался в том, что он сделал сам, и в том, что он убедил тебя сделать. У меня в прошлом много грехов, и я не могу винить тебя, что ты поверил, будто трагедия твоей семьи тоже мой грех. Нам во многом придется разобраться, Джани, это точно. Но я знаю, что ты скорее жертва, чем негодяй.

Глаза Джани стали огромными и заняли почти пол-лица:

– Вы… вы не собираетесь меня убивать?

– Нет! – Лиам посмотрел на Филомену, их глаза встретились. – На сегодня этого было достаточно.

– Ты, брат, легче прощаешь, чем я, – заметил Дориан. – Обычно, если в меня стреляют, я отвечаю выстрелом… иногда не одним.

Лиам сделал несколько медленных шагов в сторону Филомены, и первым ее импульсом было отступить. Но она решила, что с этим покончено. Хватит бояться. Хватит отступать, когда нужно защищаться. Теперь она не беспомощная кукла, у нее есть надежда на будущее. И она не безупречна. Первое, что она должна сделать, это ответить за последствия своих действий.

– Совсем недавно я узнал значение таких слов, как «прощение» и «искупление». – Лиам приблизился к ней. Глаза его были сужены, будто он старался разработать план боевой операции.

– Давайте перейдем в гостиную, – предложила Фара и увела своих гостей в голубую комнату, из которой они только что вышли. – Я уверена, где-то здесь должны быть ключи от цепей. Бедному Джани нужно сесть.

– Я могу побыть здесь еще немного, – саркастически усмехнулся Гэвин, наблюдая за Лиамом и Филоменой.

– Вы – лорд Торн, как я понимаю? – Дориан подошел к Гэвину и, сначала замешкавшись, протянул ему руку. – Давно ждал возможности с вами встретиться.

Они пожали друг другу руки, причем, кроме цвета волос, сходство между ними было почти зеркальное.

– Дориан Блэквелл. – Гэвин осторожно высвободил руку из сильной ладони Дориана. – Или мне следует называть вас Дуган Маккензи?

– Это долгая и занимательная история. – Блэквелл указал рукой на дверь напротив гостиной, рядом с главным входом в особняк. – Позвольте мне пригласить вас к себе в кабинет и угостить виски?