действительные проблемы, на решение которых нацелено гуссерлевское исследование? Гуссерль, как мы видели, изучает акты, процессы, процедуры, действия сознания, поскольку они ведут, по его мнению, ко всеобщим числовым понятиям. И исходит он из того, что можно выделить – притом не эмпирическим, а «чистым», логическим образом – некоторые предполагаемые предпосылки и разбираемые последовательные шаги, без которых нельзя получить всеобщего понятия, например, всеобщего родового понятия натурального числа. В случае последнего предпосылки и мыслительные шаги сознания, выделяемые Гуссерлем, состоят в следующем. «Предпосылки» (не разбираемые специально, а просто предполагаемые) – это «когда-то» определяемые конкретные, специфические содержания, запечатленные в соответствующих представлениях. Например, люди на ранних исторических стадиях (и отдельные индивиды в детстве) научаются считать, используя свои пальцы или какие угодно вспомогательные предметы. На этих стадиях уже есть какое-то «понятие» числа, но всеобщим оно не является. Какие бы различные системы обозначений ни применяли древние народы, то, что мы сейчас обозначаем числом «один», было для них совершенно конкретным, притом созерцательно-предметным представлением (что запечатлелось в истории различных языков). Процесс абстрагирования в истории человеческого рода, несомненно, протекал долго и трудно. Непросто он реализуется и в процессе становления каждого отдельного человека. Ребенок учится считать в раннем детстве, проходя здесь через различные стадии, на которых, в частности, осуществляется абстрагирование от всей конкретности исчисляемых предметов. И хотя Гуссерль, о чем уже говорилось, сам абстрагируется от онто– и филогенетических аспектов темы происхождения всеобщих (в данном случае – математических) понятий, именно в разбираемой главе он очень кратко упоминает и о них (со ссылкой на немецкие переводы книг английских авторов Е. Тейлора, Е. Tylor и Дж. Лаббок, J. Lubbok о «примитивных культурах» – сноска к стр. 83).

Поэтому Гуссерль в принципе прав, когда запечатлевает такой и исторически, и логически необходимый шаг в становлении всеобщего понятия числа, как отвлечение от всего конкретного в каких-либо особых содержаниях сознания и удержание лишь того, что они фиксируют “нечто” (Etwas) как доступное выделению, (относительному), обособлению. Следующие шаги рефлексии сознания состоят в том, что устанавливается: каждое «нечто» – при таком абстрагировании, обособлении, в его пределах – есть «одно», есть «единица», в своей неопределенности, отвлеченности совершенно «подобная» всем другим. Без таких шагов сознания – в чем Гуссерль, полагаю, совершенно прав, – никак нельзя было перейти от сосчитывания пальцев, других физических предметов к сосчитыванию чего угодно: и физических предметов, и мыслей, суждений, и тех и других вместе. Правоту Гуссерля вижу и в том, что здесь он по существу обобщенно прокладывает пути анализа происхождения, генезиса, которые ведут от процессов, происходивших и происходящих в сознании (причем неисчислимо многократных), к абстрагированию, обобщению, благодаря коим на каких-то этапах становления человеческого рода (и становления каждого индивида) скачкообразно возникают именно всеобщие понятия. Всеобщие в том смысле, что они в принципе обнимают все мыслимо возможные содержания, и в том, что ими в принципе способны овладеть и (при соответствующих условиях) овладевают все индивиды, понимающие друг друга также и во всем том, что касается числовых понятий.

Надо снова подчеркнуть, что эти в высшей степени интересные и ценные исследования Гуссерля добываются благодаря синтетическому, комплексному – одновременно философскому, психологическому, логическому (в меньшей степени математическому) способу анализа, которому в будущем суждено было сложиться и оформиться в теорию и методы будущей новой феноменологии.

Что касается начатого мною здесь беглого сопоставления ФА с «Наукой логики Гегеля», то хотелось бы отметить еще и следующее. Если бы ориентации Гуссерля не отличались заведомой предубежденностью по отношению к Гегелю (а она сопровождала основателя феноменологии всю его творческую жизнь), то скорее в «Науке логики», а не в текстах второй половины XIX века, автор ФА нашел бы релевантный его работе, богато расчлененный материал. Пусть Гегель именно в «Науке логики» и не разбирал специально акты сознания, но в разделе учения о бытии этого произведения, который носит название «Одно и многое», имеется описание движения (с помощью чего же, если не сознания?) через различные, тщательно различаемые ступени овладения количественными отношениями и, соответственно, числовыми понятиями и категориями. Любопытно, что некоторые из этих ступеней фиксируются и у Гуссерля. Так, в приведенной ранее цитате из ФА рассуждение о возникновении понятий «одно и одно» и т. д. есть объективная перекличка с раздельчиком «Науки логики», который называется “Многие одни”, где, кстати, широко задействованы (как потом и у Гуссерля) ссылки на рефлексию.

Правда, между двумя текстами есть и существенные различия. Скажем, у Гегеля весь этот анализ вплетен в категориальные сферы бытия вообще, Dasein, наличного бытия, в особенности качества, чего нет у Гуссерля, по крайней мере эксплицитно. Далее, различения у Гегеля очень богатые, дробные, многочисленные. Гуссерлю же гегелевские различения были, видимо, не особенно важны. (Если, конечно, он был с ними знаком, в чем я лично сильно сомневаюсь, хотя и недоумеваю: как это никто из читавших ФА или знавших об идеях раннего Гуссерля не обратил внимание автора на их очевидную перекличку с текстом гегелевской «Науки логики»?) Но хотя Гуссерль движется более кратким путем, маршруты движения мысли обоих философов в крупных пунктах удивительным образом совпадают. Так, Гегель после анализа понятий Нечто, Одно, Многие одни и т. д. переходит к сфере количества (в частности, к понятиям чисел, величин), где опять-таки имеются различения, которые объективно могли бы стать существенными и для анализа раннего Гуссерля. Но вдаваться здесь во все эти подробности не представляется возможным. Вернемся к ФА.

Гуссерль делает к разбираемой главе ФА «Критическое добавление». Здесь имеются (беглые) ссылки на Аристотеля, Локка, Зигварта, Дж. Ст. Милля, Брентано (в связи с его работой над Аристотелем), Вундта. Наиболее подробным является обращение к Вундту,[187] причем и здесь, как и во многих других случаях, берутся логические работы этого автора. Приводя цитаты из I тома «Логики» Вундта (1880 год), Гуссерль и здесь осуществляет, так сказать, двойную работу. С одной стороны, он с сочувствием относится к тем рассуждениям знаменитого современника (неверно воспринимаемого многими нынешними авторами только в качестве психолога), в которых подчеркивается зависимость понятия числа, а также понятий одного, многого, единства и т. д. от мыслительных актов (876–7). С другой стороны, Гуссерль справедливо отмечает, что данная характеристика слишком обща, так как касается всех понятий и каждого из них, а не понятия единства (Einheit), о котором у Вундта как будто бы идет речь (877–9). Между тем Вундт вводит в поле анализа такие особые числовые понятия, как понятия отрицательных, дробных, иррациональных и воображаемых чисел. Но, по Гуссерлю, при таком расширении именно здесь, на этой стадии исследования, рамок анализа становится совсем непонятным, даже