— У пиндосов все не как у людей. Для них сигнал бедствия — слово «мейдей»,[102]повторенное три раза подряд. Не забудь.

Новая Земля. Воды Большого залива.

22 год, 33 число 6 месяца, воскресенье, 19:58.

Тревога тревогой, а сколько можно находиться в напряжении? Это вопрос, на который у меня нет ответа. Но давно знаю, что если держать в напряжении людей постоянно, то напряжометр рано или поздно ломается. Даже в классных занятиях, как утверждают психологи, максимум внимания у людей сохраняется не более двадцати минут. Дальше сам организм отвлекается.

Пиратская шхуна полчаса уже висит на хвосте и медленно, но постепенно сокращает расстояние между нами. Это хорошо видно по радару. И только. За окном тропическая темнота. Луна еще не взошла. А все ходовые огни как мы, так и наши преследователи выключили. Темнота — хоть глаз коли. И в эфире тишина. Но как медленно идет это сокращение расстояния. Выматывающе медленно. Боя уже ждешь как праздника.

Подумав и прикинув, что такое преследование точно продлится еще долго, скомандовал экипажу уменьшение опасности с «боевой тревоги» до «готовности № 1».

Сам зашел в рубку и наконец-то догадался спросить у рулевого:

— Тебя как звать-то, омбре.[103]

— Санчо, сеньор, — отозвался тот.

— Санчо, скажи: на твой опытный взгляд, сколько времени нужно пиратам, чтобы нас догнать?

— Час. Час двадцать — максимум, сеньор. У них ход в полтора раза больше нашего. А мы сейчас идем на пределе — почти одиннадцать узлов. Я и не думал, что наша баржа может так летать над водой.

Шутит. Знать, не все потеряно.

— Топлива хватит?

— Хватит, сеньор. В Рино заправились под пробку.

— Устал?

— Устал, сеньор.

Эту фразу Санчо сказал с надеждой на смену. Все же он вторую вахту подряд стоит.

— Крепись, Санчо. Смены тебе пока не будет. Боцман у пулемета нужен.

— Я понимаю все, сеньор. Я постараюсь. Я не хочу попадать к пиратам.

— Кофе, гальюн или еще какие-либо пожелания у тебя есть?

— Кофе было бы неплохо, сеньор. И еще если бы вы мне разрешили в рубке курить, то было бы совсем прекрасно.

— Кури.

— Спасибо, сеньор.

Я вынул пачку «Конкисты», щелчком наполовину выбил из нее сигарету. И дал ему прикурить ее от зажигалки.

— Таня, организуй пепельницу, пожалуйста, — попросил я Бисянку. — Я тут пока побуду. И кофе тоже. — Покрепче? — спросил у рулевого.

— Мне без разницы, сеньор, — улыбнулся рулевой. — Я кофе пью чисто из психологии. Раз кофе попил, то должен взбодриться. А так я даже засыпаю после чашки кофе как младенец после мамкиной титьки.

Глядя на вкусно курящего матроса, закурил сам.

Потом посмотрел на зеленоватый экран радара, на котором отражалось три яркие точки — мы и две точки преследователей, которые шли за нами с одинаковой скоростью, и спросил рулевого:

— Как думаешь, Санчо, нас топить будут или на абордаж брать?

— Никто нас топить не будет, сеньор. Это же не хулиганы, чтобы портить столько имущества для собственного удовольствия. Был тут пять лет назад один пиратский капитан по кличке Бикицир, с серьезной пушкой на носу своего корыта. Стрелял сначала перед носом штурмуемого судна, типа приказ тому остановиться. Если не останавливались, то вторым выстрелом бил по двигателю. Болванкой противотанковой. Дырка в борту аккуратная, а движок — в хлам. Раз так сейнер испортил. Два. На третий раз, как говорят, его собственная команда прирезала. Кому понравятся такие убытки? Говорят, эти сейнеры так где-то на Диких островах и гниют никому не нужные. — Санчо со вкусом затянулся, выдохнул тонкой струйкой дым и пояснил: — Пиратам нужно наше судно, наш груз и мы сами. Судно и груз они продадут на юге Залива. Нас тоже там продадут. Там на юге вполне официальное рабство процветает. Потом судно арабы перекрасят, чуть-чуть изменят надстройки и будут на нем сами ходить. Припишут к судоремонтному заводу в Халифате — и все… Ловите конский топот.

Пришла Бисянка и принесла пепельницу, скорее всего из камбуза, и термос с кофе.

Санчо тут же в пепельнице затушил сигарету, не забыв поблагодарить Таню:

— Грациас, моса.

И налил себе напиток в крышку от термоса.

— Что так кофе мало, Танюш, — укорил я девушку, — тут литр всего.

— Еще сделать? — спросила она как-то безразлично.

— Сделать, — подтвердил я свое желание, — на всех.

Бисянка ушла.

Рулевой мотнул головой на шкафчик в углу рубки:

— Там есть кружки, сеньор. Простите, что я о других не подумал. Очень пить хотелось.

— Тебе страшно? — спросил я, доставая себе обычную керамическую, как говорят, «офисную» кружку.

— Страшно, сеньор, врать не буду. Жить хочется. Нормально жить. Не рабом.

— Сам-то откуда? На Старой Земле, я имею в виду.

— Из Малаги. Я с шестнадцати лет на кораблях.

— Ваш капитан связан с пиратами?

Я налил себе кофе из термоса. Кофе был вполне себе «бочковой». Не старалась Танечка. Сварила «на отвяжись».

— А кто их знает? Они же под «Веселым Роджером» не ходят. Майку с надписью «Я — пират» не носят. Вполне могут иметь приписку к любому порту на берегу, хоть к Зиону. С попугаями на плечах в кабаках тоже не сидят. Как их отличить от обычных моряков? Орден только свою акваторию патрулирует, чтобы к его островам не ходили. И то на пятьдесят миль всего. На остальную воду им плевать, по большому счету.

— Совсем никакой борьбы с пиратами нет?

— Какая-то есть. Регистрируют пропажи судов. Завели на севере Залива общий реестр судов с фотографиями. Но это дело добровольное для судовладельцев. Фиксируют показания тех, кто смог отбиться от пиратов или убежать. Разве это борьба? В последние годы вот русские с конфедератами стали на самолетах патрулировать Дикие острова и дельту Амазонки. Каждое судно просят опознаться. Если найдут базы пиратов — бомбят.

— Эффективно?

— Сами видите.

— Сколько нам осталось идти до Берегового?

— Шестнадцать часов.

— А до Одессы?

— Семь часов. Не успеем, догонят. Вся надежда на ваши пулеметы. Пираты — тоже люди и не любят по зубам получать.

— Держи курс на Одессу.