бы нашествие орды фанатов. Само прощание прошло два дня спустя на еврейском кладбище Лонг-лейн в Ливерпуле. В обращении к скорбящим раввин Сэмюель Вольфсон сказал: «Брайан Эпстайн олицетворял собой недуг всего нашего поколения…»

С того момента, как нашли тело, таблоиды ясно намекали, что Брайан покончил с собой. И возможно, семье и тем, кто любил его, стало легче, когда по результатам расследования они узнали: смерть, по мнению коронера, стала итогом случайной передозировки снотворного, которым Брайан злоупотреблял уже много недель.

Не то чтобы он не думал о самоубийстве. Думал — и всего несколькими месяцами ранее. В отчаянии от того, что его снова пытался шантажировать юный любовник — причем в тот самый момент, когда он изо всех сил пытался справиться с финансовыми сложностями своих многочисленных бизнесов, до смерти напуганный тем, что Beatles бросят его, когда поймут, как он некомпетентен, он сознательно принял завышенную дозу. Но в тот раз все было иначе. Невероятно педантичный, он аккуратным почерком написал записку о самоубийстве и оставил рядом с ней завещание — позже, когда он выздоравливал в больнице, документ нашел Питер Браун.

Но в те августовские выходные, когда он приехал домой из Сассекса, разочарованный, одинокий… может быть, он жалел, что не поехал в Бангор с Beatles, — а затем, вероятно, отбросил эту мысль, ведь он знал, что не сможет вписаться, он просто никогда и никуда не мог вписаться, — тогда никакой записки он не оставлял. Он ничего не планировал. Он отчаянно хотел заснуть, хотел сбежать из этой пустой, угрожающей, распадавшейся, неконтролируемой яви, — и смерть его, что практически несомненно, и правда оказалась случайной.

41. «Что значит «Я человек-яйцо»? Ну, могла быть «миска с пудингом». Какая разница? Это все чушь собачья»

Если все казалось слишком поспешным, то только потому, что так оно и было. Едва похоронили Брайана, как все его тайны тут же оказались на слуху, и началось осознание, обсуждение планов и яростные споры о том, что делать дальше.

Но сперва обнаружились разные неприятные сюрпризы, о которых битлам никто не говорил (или они просто не удосужились узнать), например что им предстоит выплатить британскому налоговому ведомству непомерный долг. Потом оказалось, что они недополучили около ста миллионов долларов, ибо в 1964 году, когда группа впервые приехала в Америку и страну охватила битломания, Брайан ненароком подписал отказ от девяноста процентов прибыли на сделке по лицензированию прав на продажи футболок, париков, коробочек для ланчей, пуговиц, игрушек, брелоков под брендом Beatles (и всего-всего, куда можно было впихнуть этот бренд). То был невинный промах молодого человека, еще совсем недавно управлявшего магазином грампластинок в Ливерпуле и ничего не знавшего об американских массовых продажах. Опытный делец просто его надул.

Но еще сильнее их, и особенно Джона, тревожило еще одно открытие: Брайан умолчал — и, быть может, не без умысла — о том, что в их договоре о продлении сотрудничества с компанией EMI на следующие десять лет, который они подписали в предыдущем январе и в котором значилась лучшая ставка по роялти, в сделке по-прежнему оставалась NEMS, получавшая за ту же декаду 25 % дохода. Независимый юрист, возможно, предложил бы им присмотреться к этой статье, но они советовались лишь с Брайаном. «Брайан сделал кое-какие штуки… и стало ясно, что он нас облапошивал, — позже с горечью будет рассказывать Джон. — Он просто говорил: «Подпишите еще на десять лет». И кто в шоколаде? Явно не мы. Нас просто держали за яйца».

Джон снова, мягко говоря, преувеличивал. При пересмотре контрактов Брайан заключил с EMI самую лучшую сделку из всех, какие только мог, и Beatles были в выигрыше. Просто Брайан и NEMS, если учесть их вклад, были в выигрыше еще больше; равно как и Дик Джеймс в Northern Songs, получавший гораздо больше Леннона и Маккартни.

Со всеми этими новостями о состоянии дел пришлось разбираться сразу после смерти их менеджера, и это не могло не причинять боль. Но горечь превратилась в общий гнев, когда Beatles узнали о секретном соглашении Брайана с австралийцем Робертом Стигвудом — дельцом, который недавно присоединился к NEMS и привез с собой новую группу Bee Gees. Измученный запросами растущей шоу-бизнес-империи, в которой его интересовали только Beatles и Силла Блэк, Брайан согласился передать Стигвуду контрольный пакет акций компании за единовременный взнос в полмиллиона фунтов. А теперь Брайан умер, и Beatles подпадали под совместное управление Стигвуда и Клайва Эпстайна, брата Брайана, которому начхать было на шоу-бизнес, — он со спокойной душой продавал мебель в Мерсисайде.

Beatles, возможно, и расходились во взглядах, но в этом месяце им предстояло перезаключить договор с NEMS, и все как один согласились, что под управление Стигвуда они не пойдут.

Но кто, если не Стигвуд?

Они посоветовались со своими бухгалтерами и устроили собрание в доме Пола, где решились. Они сами станут своими менеджерами! Не будут они обновлять контракт с NEMS!

Да! Они создадут новую компанию, свою собственную, и сами будут контролировать свои доходы! Теперь им больше не будут платить напрямую, как было при Брайане! Сколько надо денег — столько и возьмут! Компанию назвали Apple Corps. Ей предстояло стать центром их самых разных интересов. Сотрудников наберут из друзей, их вон сколько понаехало из Ливерпуля. А главой станет Нил Эспинолл, их бывший гастрольный менеджер. Даром тот, что ли, учился на бухгалтера, когда они его переманили?

Беда, как это быстро выяснит Нил, состояла вот в чем. Битлы столь мало интересовались бизнесом и столь всецело доверяли Брайану, что никто из них не мог найти копию хоть одного подписанного ими контракта или документа. И вместо одного босса у них теперь было четверо… их же самих. Каковы шансы, что они придут к общему соглашению хоть по какому-то вопросу?

Впервые с тех пор, как Брайан пришел в их жизнь, ливерпульской четверке пришлось думать о чем-то другом, кроме музыки. Хорошие ли сделки он заключал, плохие ли, не важно. Брайан олицетворял надежность, которой всем им будет очень не хватать. В деловом смысле они осиротели. «Мы просто не были к этому готовы», — говорил Джон.

Но были они готовы или нет, за месяц возник целый рассадник компаний Apple, начиная с магазина на лондонской Бейкер-стрит, где продавали яркую психоделическую хипповскую одежду, созданную англо-голландским коллективом модельеров The Fool[99]. Директором назначили Пита Шоттона. Вскоре последовали и другие проекты.

Тем временем битлам пришлось вспомнить про свои прямые обязанности. Джон никакой инициативы не проявлял, и Пол