– В дом? Но я не хочу уходить. Пожалуйста, поцелуй меня еще раз. Я люблю тебя, Харрисон.

– Возвращайся!

Макдональд не просил, он приказывал. С глубоким вздохом она отстранилась, пораженная наступившей в нем переменой, пытаясь сообразить, что же она сделала не так.

Впрочем, было ясно, что с размышлениями ей придется подождать до тех пор, пока ее сердце успокоится, а дыхание выровняется.

Мэри Роуз пошла к дому. Когда она преодолела полпути, ее охватили раздражение и разочарование. Неужели Харрисону трудно было объяснить любимой женщине, почему он так внезапно прекратил ее целовать?

– Ты такой же капризный, как твой конь, – пробормотала она достаточно громко.

Харрисон ничего ей не ответил. Она обернулась, чтобы повторить свои слова, и увидела, что он удаляется прочь.

– Ты куда? – крикнула она.

– Спать.

– Тогда спокойной ночи.

Макдональд не ответил. Девушка подождала еще с минуту. Когда же Харрисон дошел до входа в гостевой домик и открыл дверь, терпение ее лопнуло.

– Спокойной ночи! – снова крикнула она, мысленно чертыхнувшись.

Наконец Макдональд обернулся и посмотрел на нее:

– Мэри Роуз, не заставляй меня ждать.

4 мая 1867 года

Дорогая мама Роуз,

Мы все ужасно расстроились, когда прочитали ваше письмо. Почему вы раньше не сообщили нам, что задумала Ливония? У вас теперь есть семья, и вы не должны ничего от нас скрывать.

Как долго Ливония шантажировала вас, чтобы заставить остаться с ней? Да, мы прекрасно понимаем, что она старая женщина и что ей страшно. Слепота, конечно же, ужасная вещь, и, наверное, не менее страшно иметь на шее двух сыновей, которые думают только о себе. Однако, мама Роуз, ее беды не оправдывают того, что она делает с вами.

Неужели она скажет сыновьям, что Адам убил их отца, или это просто блеф? Неужели она совершенно забыла, что Адам пытался защитить вас и ее саму от вашего взбешенного хозяина? Линкольн хотел, чтобы вы были свободной, и тысячи молодых людей отдали свои жизни на полях сражений с этой благородной целью. А теперь миссис Ливония снова вас поработила…

Господи, защити всех нас

Ваш любящий сын

Дуглас.

Кол с Элеонорой еще долго целовались и обнимались в коридоре, шепча друг другу бессмысленные ласковые слова. Наконец Кол отстранился. В отношениях с женщинами он привык получать то, что ему было нужно. Однако Элеонора резко отличалась от тех, с кем ему до сих пор доводилось иметь дело. Он догадывался, что прежде, чем они станут близки, ему придется взять на себя определенные обязательства, а он вовсе не собирался заходить так далеко.

Следуя за Элеонорой в столовую, Кол подумал, что никогда больше не будет ее целовать. Он подождал, пока она сядет, а затем обогнул стол и опустился на свое место. Погрузившись в раздумья, он, казалось, не замечал, что братья внимательно наблюдают за ним.

– Ты ничего не забыл? – спросил Кола Дуглас.

– Что ты имеешь в виду?

– Твою сестру. Она все еще на кухне с Харрисоном.

– Мэри Роуз в состоянии позаботиться о себе. Если Харрисон хочет потерять свободу, это его проблема.

– Свободу, говоришь? – переспросил Дуглас, изо всех сил сдерживаясь.

Говоря о Харрисоне, Кол смотрел на Элеонору.

– Да, свободу, – пробормотал Кол, и по тому, как он выдвинул вперед нижнюю челюсть, стало ясно, что он не хочет больше обсуждать эту тему.

– Я не думаю, что Харрисон смотрит на это так, как ты, – заметил Трэвис.

– Мэри Роуз очень способная, – с улыбкой сказала Элеонора, не заметив перемены в настроении Кола. – Все наши учителя так считали. Она помогла мне пройти ужасно трудный курс математики.

Трэвис еще с минуту сверлил Кола взглядом, потом встал и отправился на поиски Мэри Роуз. Он знал Харрисона и, как ему казалось, прекрасно понимал его намерения.

Сестра сидела за кухонным столом, глядя в пространство.

– Что с тобой? – спросил он.

– Ничего.

– Ты краснеешь, только когда больна или сердишься. Так что произошло?

– Ни то, ни другое.

– А где Харрисон?

– Пошел спать.

– Ты сердишься, верно?

– Нет.

– Не надо грубить. Скажи, что тебя беспокоит. Может, я смогу тебе помочь.

Мэри Роуз знала, что Трэвис не отстанет от нее, пока не удовлетворит свое любопытство.

– Меня раздражают высокомерные мужчины. Ну что, ты можешь как-нибудь мне помочь?

– Так ты злишься на Харрисона?

– Пожалуйста, оставь меня в покое. Брат пересек кухню, чтобы взять кофейник.

– Он что… – начал было Трэвис и умолк, не зная, в какие слова облечь деликатный вопрос, который вертелся у него на языке.

– Ну, продолжай.

Трэвис смущенно пожал плечами:

– Он что, пытается тебя к чему-то принудить?

– Нет.

– Я так и думал, – кивнул Трэвис. – Но все же хотел услышать это от тебя. Ответь мне еще на один вопрос, и я оставлю тебя в покое. Ты любишь его?

– О да.

– Ты уверена:

– Уверена, – улыбнулась Мэри Роуз. – Он грубый, высокомерный, упрямый и обожает командовать.

– Девушкам именно это и нужно.

– И еще он добрый, нежный и любящий.

– Ты что, собираешься плакать по этому поводу, Мэри Роуз? – спросил Трэвис, заметив, что на ее глаза навернулись слезы.

– Нет, конечно.

Мэри Роуз глубоко вздохнула. Как раз в тот миг, когда Трэвис обернулся, чтобы посмотреть на нее, по щеке девушки скатилась слезинка.

– Я люблю его уже давно, Трэвис.

– Ради Бога, Мэри Роуз, ты ведешь себя, как женщина. Я к этому еще как-то не готов. Пожалуйста, успокойся.

Мэри Роуз смешалась. Трэвису же, пристально глядевшему на нее, внезапно открылось, что сестра уже не девочка с поцарапанными коленками, а прекрасная женщина.

– Ты выросла, а я этого даже не заметил, верно? – прошептал он. Мэри Роуз, однако, думала о вещах, которые в данную минуту были для нее гораздо важнее.

– Хочешь знать, когда я его полюбила? Я точно могу указать тот день…

– Нет, это ни к чему, – торопливо перебил ее Трэвис. – Для мужчин такие вещи не имеют значения. Ради Бога, я все еще твой брат. Я не хочу знать никаких подробностей.