– Расскажи еще, – попросил я, чувствуя, что вот-вот тоже коснусь Истины.

– Множество Земель, – сказал Пророк. – Во всех временах, в бесконечности пространства. Любая из них – твоя.

– Любая? – усомнился я. – Но – как?

– Твоя первая женщина подарит тебе ее.

– Ты говоришь о Лоре, – я ничуть не удивился. Кто еще может сделать мне такой подарок!

– Искатель, – ответил на мою мысль Пророк. – Искатель может промыслить, но не может собрать. Мастер – может. Ты – можешь. Возьми частицу души Мира, вникни в нее…

Голос умолк. Бесплотный контур затрепетал.

– Не здесь, не здесь… – уловил я едва слышный голос. – Здесь – невозможно. Я не смог. Ты не уйдешь, ты умрешь. Все напрасно. Силы нет.

– У меня есть Сила! – запротестовал я. – А будет еще больше. Много Силы. Я знаю!

– Бессмысленно, – прошелестел голос. – Чужая Сила.

– Но она может увести в Исход? Говори! – потребовал я.

– Нет, – прошептала тень Пророка, вздрогнула в последний раз – и пропала.

Мне стало очень больно, и я проснулся.

Я лежал между Мишкой и Лакомкой, живыми, теплыми, родными. Настоящими. Боль сразу ушла. Зато я помнил каждое слово Пророка.

Вопрос: можно ли верить сну?

Ответ: сначала надо знать, откуда этот сон пришел. Так учили меня в Школе.

Из прошлого? Из будущего? От Высшего или от низменной части, «зерна Лилит», как называл это мой последний инструктор медитации на Земле-Исходной, иудей, лишенный врожденного Дара, но вымоливший его у Высшего.

Значит, я во время Исхода собираю мир новой Земли? Возможно. Когда-то я слышал нечто подобное. Правда это или нет? Не знаю. После Исхода я мог бы вникнуть в это. Но после Исхода я напрочь теряю способность вникать в Сущее.

«Не дай им стать пищей Падших!»

Очень хотелось бы… Но – как?

Вопреки тому, что сказал во сне Шу Дам, я по-прежнему верил, что когда-нибудь смогу уйти.

Еще я подумал о Лоре. Не зря Пророк упомянул о ней. Где-то там, на моей родной планете, живет человек, которого я когда-то любил. Тонкая ниточка, протянувшаяся через Вселенную…

Расположившийся по другую сторону Лакомки Говорков привстал на локте, посмотрел на меня. Вернее, в мою сторону: в темноте Говорков видел как все обычные люди. То есть – никак.

– Кошмар? – спросил он шепотом, видимо опасаясь разбудить Лакомку.

– Скорее, наоборот, – ответил я обычным голосом.

Разбудить Лакомку может только то, что ее неспящее «я» сочтет угрозой: неважно, шепот это будет или вопль. Хлопни я сейчас над ее головой в ладоши, она только ухом дернет, продолжая видеть свои хищные пантерьи сны.

Я аккуратно вылез из меховой щели и поднялся на ноги.

– Слушай, Михал Михалыч, – сказал я. – Скажи мне как педагог: есть ли способ заставить человека искренне полюбить другого человека? Или искренне в него уверовать?

– Примеряешь на себя штанишки Пророка? – проявил прозорливость Говорков.

– Угу.

– Думаю, никак. Хотя…

– Ну?

– Если человека очень-очень сильно напугать – он вцепится в первого, кто окажется поблизости и может его защитить.

– Твои женщины меня на части разорвут, – мрачно произнес я.

Говорков пожал плечами:

– Ты спросил – я ответил.

– Ладно, ладно. А что может так напугать?

– Опасность, которая угрожает ребенку, – не раздумывая, ляпнул Говорков и осекся.

Да уж! У этих женщин дважды отнимали детей. Большего ужаса им просто не пережить.

– Володя, – после паузы произнес Говорков. – А ты что, всерьез думаешь о том, чтобы отправиться в Исход? Разве ты уже восстановился?

– Куда там, – вздохнул я. – Это я так, перебираю варианты.

– И как?

– Наиболее реальным кажется идея перебить всех Маххаим.

– А… Ну тогда понятно.

Ничего ему не понятно. Это как игра, где ты все время удваиваешь ставку, а у противника – неизвестный тебе ресурс. Ты не знаешь, сколько раз тебе требуется выиграть, зато отлично понимаешь, что любой твой проигрыш – последний.

Мы нагло расположились на берегу озера на виду у всех желающих. Нас было видно с противоположного берега. Нас было видно из устья реки и со всех лодок, снующих по озеру. Чтобы все желающие видели: вот он я! Добро пожаловать на праздник смерти!

Я ожидал нашествия Маххаим. Я ожидал толпу черных союзников и стражей Закона. Я ожидал стаю ящеров… Я был готов ко всему. Но Маххаим меня удивили. По-настоящему удивили.

Они прислали ко мне Меченую Рыбу.

Вот уж чего я не ожидал.

Одинокая лодочка пристала к берегу, и с нее соскочил в воду мой давний приятель.

Храбрый охотник явно был не в себе. Глаза мутные, движения неловкие…

– Я говорю голосом Маххаим! – сообщил он мне без всякого воодушевления.

– Говори, – разрешил я.

Голос Маххаим был невнятен и бестолков. Меченая Рыба мямлил и путался. Я неплохо знал местный язык, все три его мало отличающихся диалекта, но все равно очень долго не мог понять смысл послания. Наконец я сообразил, что Маххаим «промыли» парню мозги и он теперь наполовину зомби. И сейчас бедный парень изо всех сил пытается донести до меня суть послания, но его подводит вторая сигнальная система, разрегулированная зомбированием.

Это было несправедливо. Меченая Рыба – единственный человек из местных, кто когда-то мне помог, причем совершенно бескорыстно.

Я должен был ему помочь, и я ему помог. Ввел в транс – и «прочел» послание. И только потом сообразил, что именно этого Маххаим и ждали. Как только «информационный пакет» был передан, Рыба снова стал нормальным человеком, в меру испуганным, в меру заинтригованным. Лично от себя он мог сообщить немногое. Он с соплеменниками приятно проводил время на ярмарке. Денег было – завались. Все радости местной жизни – в свободном доступе.

Но кто-то донес Маххаим, что он знаком с чужаком. То есть со мной. Вчера Маххаим велели Рыбе явиться в свое подгорное царство и… Дальше – провал.

Зато храбрый охотник за яйцами кое-что рассказал о настроениях в городе-ярмарке. Настроения были мрачные. Слухи обо мне и моих зверях распространялись самые жуткие и отвратительные.

Но это – лирика. Главная информация: Маххаим вели себя странно. Раньше почти ежедневно кто-то из оборотней присоединялся к караванам, уходившим вверх по реке. Однако последние три дня ни один оборотень не вышел из-под горы. Они сидели у себя в подземельях и не показывались даже на ярмарке. Весь информационный обмен шел через особо доверенных стражей Закона и черных слуг. Я мог бы посчитать, что они испуганы моей расправой над своими сородичами, но уверенности в этом не было. Иначе с точки зрения формальной логики было не объяснить потрясающую наглость предложения, которое мне было сделано.