Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На женщине не было ни шляпы, ни косынки, воротник дорогого темного пальто поднят, как и у Сергея, но смотрела она не вниз, а в сторону – на мрачную, покрытую мелкой рябью воду. Он бы и не узнал ее, если б не случайный поворот головы…
– Виктория Николаевна?
Она не узнавала, в темных глазах были лишь недоумение и усталость.
– Извините, я не помню…
Сергею стало совсем плохо. Лучше бы он просто прошел мимо!
– Я Сергей… Сергей Пустельга… Мы с вами на спектакле…
– А, вы друг Михаила? Здравствуйте, Сергей… Простите, как полностью?
– Не надо полностью… Просто Сергей. Я вам помешал?
На лице промелькнула улыбка – слабая, неуверенная.
– Нет… Я рада встретить кого-нибудь в такой день. Странно лишь, что мы встретились именно здесь.
Следовало спросить «почему?», но Пустельга не решился. И действительно, кого будет носить в такую погоду по набережной?
– Я сегодня плохая собеседница, – Виктория Николаевна оглянулась назад, затем вновь перевела взгляд на темную воду. – Как пусто… Извините, Сергей, я испорчу вам настроение…
– Нет, ни в коем случае! – Пустельга почему-то обрадовался. – Честное слово, это невозможно!
– Вам так хорошо? – голос был резким – Сергей даже отшатнулся. – Впрочем, я говорю глупости… Вам тоже, вижу, не по себе…
– Служебные неприятности! – охотно откликнулся Пустельга. – Ерунда, Виктория Николаевна! Можно… я провожу вас?
Женщина пожала плечами. Это можно было принять за приглашение, и Сергей повернул обратно, стараясь идти так, чтобы хоть немного прикрыть ее от порывов ветра с реки. Виктория Николаевна шла быстро, ему даже пришлось ускорить шаг.
– Вы говорите, служебные неприятности? – Вопрос был неожиданным, ведь Сергею казалось, что она не обратила внимания на его слова. – Знаете, в вашем учреждении служебные неприятности, наверно, хуже личных.
Тон был настолько ясен, что Пустельга только вздохнул:
– Вы так не любите НКВД?
– Не люблю. Вас это удивляет? Или вам странно, что я говорю это вслух?
Первое действительно не удивило, а вот второе, пожалуй, да…
– Что ж, если хотите, можете на меня донести. Какая это статья, 58-10? Он отшатнулся.
– Виктория Николаевна! За что?
Она остановилась, взглянула ему в лицо, затем медленно провела рукой по лбу, поправляя мокрые волосы:
– Господи, что я говорю!.. Сергей, Сережа… если можете, извините… Мне… наверно, мне нельзя сейчас разговаривать с людьми…
– Я не обиделся… – Обида действительно исчезла, остались лишь растерянность и внезапная горечь. Он хотел спросить: «У вас что-то случилось?» – но сдержался: это и так очевидно.
Они пошли медленнее. Виктория Николаевна молчала, затем внезапно усмехнулась:
– Своя беда кажется всегда страшнее… Если бы мы могли помочь друг другу… Но так бывает только на сцене: двое встречаются на набережной, и происходит чудо… Извините, я опять говорю что-то глупое… Сергей, вы сильно сутулитесь…
Он послушно выпрямился. В ответ послышался смех, она наконец-то засмеялась, хотя и невесело:
– Обожаю делать замечания. Самое странное, что это почему-то не встречает отклика. Вам не холодно?
– Холодно, – честно признался он, – Даже очень.
– Мне тоже… Пора сворачивать, а то придется брать больничный, а это совершенно ни к чему… Сергей, вы порезались!
Ее пальцы почти коснулись ранки. Пустельга вздрогнул: она не должна касаться этого! Не должна!
– Ничего, – он поспешил отодвинуться. – Ерунда это…
– Служебные неприятности? Она не шутила. В голосе было сочувствие и почему-то тревога.
– Н-нет… То есть…
До моста, где кончалась набережная, дошли молча. Сергей был бы рад продолжить разговор, но чувствовал: лучше не мешать. Его спутница вновь смотрела на реку и, похоже, думала о чем-то таком, к чему старший лейтенант Пустельга не имел никакого отношения…
На прощание она протянула руку – как тогда, в театре.
Ладонь была неожиданно твердой и теплой. Пустельга долго смотрел, как она идет по оживленной в этот предвечерний час улице, постепенно исчезая в шумной толпе…
Он все-таки добрался до комнаты № 542, дабы как раз успеть на торжественное завершение великого труда лейтенанта Карабаева. Пуговицы были на месте и смотрелись рядом с гильзами очень эффектно.
Ахилло бродил вокруг карты, пощелкивая пальцами и время от времени хмыкая. Прохор стоял гордый, похоже, ожидая похвалы. Сергей отметил точность и аккуратность, проявленные бывшим селькором, отчего тот радостно заулыбался…
Они играли в бирюльки… Клеили пустые гильзы, заполняли карточки… А рядом действовали те, кто не боялся ни славной группы «Вандея», ни Большого Дома. То, что еще несколько дней назад казалось Сергею успехом, теперь вызвало лишь раздражение. В конце концов, чего они так прицепились к загнанным в неведомое убежище беглецам? Что Сергею надо: сломать дверь, за которой те прячутся, ворваться, держа ствол наготове, а затем вязать, вталкивать в «столыпины»?..
«Спокойно, – остановил он себя. – Там могут быть не только придурковатые профессора и перепуганные комсомольцы. Туда могли уйти убийцы, заговорщики, диверсанты. Нечего расклеиваться, старший лейтенант! К тому же ребята не виноваты. Они выполняли приказ – его приказ…» – Ладно, делитесь, – произнес он вслух, постаравшись улыбнуться. – Чего заметили?
– А вот и не скажем, отец-командир, – довольно заметил Ахилло. – Правда, не скажем, Прохор?
– А ни за что, товарищ старший лейтенант, – по лицу Карабаева было, как всегда, не ясно, шутит ли сибиряк или говорит всерьез.
– Саботажники! – Сергей присел возле карты, соображая, что могли заметить его глазастые сотрудники. Собственные проблемы надо пока забыть… – Ну, что там?
Черные пуговицы, места появления загадочной машины, густо усеяли карту и возле одиноких гильз, и возле их скоплений. Исключений, конечно, хватало, но система становилась видна. Там, где знака не было, машину, скорее всего, просто не заметили. Конечно, беглецам безопаснее уезжать в «Ковчег» под надлежащим прикрытием и со всеми удобствами. Да и таинственному «Седому» можно было не сообщать беглецам адрес убежища: секрет сохранялся даже в случае провала.
Батарея гильз возле реки привлекла его внимание. Странно, Прохор отчего-то пожалел пуговицы… – А здесь?
Он указал на место, где был обозначен Дом на Набережной. Шестьдесят три гильзы – как тут без машины!
– Увидел! – разочарованно вздохнул Ахилло. – Прохор, сколько?
– Две минуты. – Оказывается, эти шкодники засекли время!
– Значит, вы хотите сказать… – Пустельга потер лоб, соображая, – что возле Дома на Набережной ни разу не видели черную машину?