Сначала мы услышали пение, затем вдали показалась процессия с факелами. На небе еще сияли яркие звезды, но слабое перламутровое мерцание на востоке обещало близкий рассвет. Стоило вою утихнуть, как Зофиил обрел утраченное самообладание, но его откровения не дали сомкнуть глаз остальным. Сам фокусник всю ночь беспокойно мерил шагами круг из камней и лишь к утру забылся тяжелым сном. На рассвете так похолодало, что все наши потуги уснуть оказались тщетными. Один за другим подтягивались мы к костру, чтобы согреться миской жидкой похлебки, всю ночь томившейся в котелке на углях.

Поначалу до нас долетали лишь обрывки звуков. Мне казалось, что это ветер свистит между камнями, но вскоре в завываниях ветра стали слышны человеческие голоса. Зофиил с Родриго поспешили к Осмонду, который нес дозор, пристально вглядываясь в вересковую пустошь, отделявшую каменный круг от леса.

И вот вдали замерцали огни факелов. Сжав ножи и посохи, мы затаили дыхание, всматриваясь в медленно приближающуюся процессию. Факелы чадили, оставляя за собой дымный след — словно полотнища стягов полоскались на ветру. Осмонд затолкал Аделу с малышом под днище повозки, прикрыл обоих одеялом и велел Наригорм последовать примеру Аделы.

Около двух десятков мужчин и женщин растянулись по дороге, которая вела от леса к камням. Мы замерли. Несмотря на горящие факелы, процессия не производила впечатления толпы, которая собралась вершить самосуд. Огонь надежно скрывала яма, вырытая для костра. Незнакомцы не должны были обнаружить нас первыми, но внезапно их предводитель поднял руку, и процессия остановилась. Наверняка заметили фургон в стороне от каменного круга.

Они молча смотрели на нас, а мы — на них. Нашей союзницей была темнота, их освещало пламя факелов, мешавшее разглядеть, сколько человек скрывается за камнями. Наконец, придя к решению, они снова с пением двинулись вперед. Колонна уже не выглядела такой стройной, как раньше, но теперь пение стало громче, и мы смогли разобрать слова.

Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum... Богородице, Дево, радуйся, благодатная Мария, Господь с тобой...

Вскоре стали видны лица, которые напряженно вглядывались в темнеющий круг. Однако процессия явно не собиралась вступать внутрь круга, а двигалась в обход вдоль лежащих камней к камню-воительнице. Не переставая петь, незнакомцы воткнули факелы в землю и принялись без стеснения стаскивать с себя одежду, пока не остались в чем мать родила.

Benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui... Благословенна ты в женах, и благословен плод чрева твоего...

Люди стояли лицом к востоку и, чтобы не окоченеть на ледяном ветру, похлопывали себя по плечам. Предводитель встал напротив камня-воительницы, раскачивался взад и вперед на пятках в попытке согреться. Он необычайно походил на лягушку: круглое тело почти без шеи, а руки и ноги — тощие. Дряблые ягодицы колыхались в свете факелов. Его спутники все еще выводили слова гимна, но теперь пение изрядно портил стук зубов.

Salve, regina, mater misericordiae, vita, dulcedo et nostra, salve! Славься, Царица, Матерь милосердия, жизнь, отрада и надежда наша, славься!

Когда бледный солнечный диск показался над горизонтом, предводитель ударил кулаком по льдистой корочке в каменной впадине и окунулся в чашу. Он трижды зачерпывал воду и выливал ее на голову и плечи. Совершив ритуал, предводитель уступил место собратьям. Мужчины и женщины поочередно совершали омовение при первых рассветных лучах. Они похлопывали себя по плечам, и капли воды вспыхивали на солнце. Не вытираясь, люди натягивали рубашки и платья на покрытые гусиной кожей тела, втискивали одеревеневшие от холода ноги в шерстяные чулки. Все это время они дрожащими голосами славили Богоматерь.

Но лишь когда женщины стали оставлять у подножия камня букетики подснежников, мне пришло в голову, что сегодня Сретение Господне, Очищение Девы Марии, хотя вряд ли обряд, который совершали верующие, имел христианское происхождение. Не в моем обычае было забывать о ходе дней, но история с волком, похоже, вышибла из головы остатки разума.

Предводитель приблизился и склонился в почтительном поклоне.

— Простите, что потревожили вас, братья, но каждый квартальный день на рассвете мы совершаем среди камней омовение. Мы никого не ожидали здесь встретить.

— Епитимья для очищения души? — хмыкнул Зофиил. — Решили покаяться в языческом святилище?

Коротышка гордо выпрямился, но даже так был на голову ниже Зофиила.

— Языческом? — возмутился он. — Неужели вы не слышали, что мы славили Пресвятую Деву? Люди приходят к камням много поколений. Вода из этой чаши обладает целебной силой. Сюда приносили калек, которые не могли сделать и шагу, окунали в купель, и калеки возвращались домой на своих двоих!

Зофиил фыркнул.

— Среди нас тоже есть калека. Родился безруким. Хочешь сказать, твоя вода поможет ему отрастить конечность?

— Насмехайся, насмехайся, приятель. Посмотрим, что ты скажешь, когда тебя поразит чума, а нас обойдет стороной!

— Прости нас, добрый господин, — пришлось вмешаться мне. — Мой товарищ плохо спал эту ночь и сейчас в желчном настроении.

— Может быть, ему стоит испробовать силу воды на себе? — ядовито поинтересовался коротышка.

— Попробую уговорить его. Скажи мне, хорошо ли ты знаешь здешние места? Далеко ли уходит в лес эта дорога?

Коротышка призадумался.

— Далеко.

— А скоро ли развилка?

Коротышка снова некоторое время размышлял над ответом.

— Скоро.

Пришлось набираться терпения. Выбивать крохи сведений из этого малого оказалось не легче, чем доить блоху.

— Сколько миль?

— Около мили.

— А куда ведет боковая дорога?

— Туда же, только низиной и через пустошь.

— Прости мою непонятливость, добрый господин, но куда именно? Снова в тупик или к деревне? А может быть, к городу?

За спиной коротышки Осмонд скривился в ухмылке, и мне стоило большого труда не встречаться с ним взглядом.

— К морю. Только учтите, чтобы дойти до моря, вам потребуется недели две, не меньше.

Затем, подумав еще, предводитель сказал:

— Если пойдете этой дорогой, до темноты вряд ли доберетесь до обжитых мест.

Он поднял глаза. К северу небо затянули тяжелые тучи.

— Ветер меняется. Не ровен час, повалит снег.

Напоследок коротышка добавил:

— У овечьего загона есть хижина, в ней погонщики скота останавливаются. Там можно заночевать. Хоть какая-то крыша над головой. И родник, чтобы напоить лошадь. Хотя, — он стрельнул глазами в сторону Зофиила, — вряд ли родник поможет вашему другу одолеть его желчность. На вашем месте я бы искупал его здесь.