Только железная хватка Родриго удержала Осмонда от броска.

Зофиил запахнул плащ и буркнул:

— Поищу еды для Ксанф. Если снег зарядит надолго, нам понадобится много корма. Не хватало еще, чтобы кобыла издохла.

— А ты не боишься, что волк застанет тебя одного?

— Пусть катится, камлот, — фыркнул Осмонд. — Никто не заплачет, если его задерет волк.

Зофиил отвесил насмешливый поклон.

— Твое участие трогает меня, друг мой, но вряд ли волк осмелится напасть при свете дня.

И Зофиил гордо удалился, не бросив назад прощального взгляда.

Лицо Осмонда пылало от гнева.

— Только вспомните, как этот хитрец умолял защитить его прошлой ночью! Мог бы и придержать свой поганый язык. Неужели он не понимает, что без нас ему не выжить?

Сигнус пробормотал, что ему нужно проведать Ксанф, и выскользнул из хижины.

— Если Зофиил не оставит в покое Аделу и Сигнуса, клянусь, я убью его голыми руками, — сквозь зубы процедил Осмонд, натягивая плащ. — Пойду поищу чего-нибудь для котелка. Отыграюсь на птицах и кроликах, иначе я просто разорву этого старика в клочья!

Адела подождала, пока Осмонд отойдет подальше, и обернулась к Родриго.

— Родриго, прошу тебя, останови его! Я боюсь, что Осмонд даст волю гневу и сцепится с Зофиилом. У того есть нож, а Осмонд не так уж искусен в драке, как думает.

Родриго взял руку женщины в свою.

— Клянусь, я не дам его в обиду.

Адела просияла.

— Ты хороший человек, Родриго.

Родриго в ответ не улыбнулся, сжал руку Аделы и вслед за Осмондом вышел из хижины.

Наш друг у стоячих камней оказался прав. К вечеру в воздухе закружились первые хлопья, и вскоре поднялась настоящая метель. Один за другим вернулись Родриго с Осмондом. Дверь за ними с грохотом хлопала, впуская внутрь снежные вихри. Осмонд бросил на пол пару бекасов.

— Все, что смог добыть. Еще больше упустил, хотя выбирать не пришлось. Звери и птицы почуяли снегопад и забились в норы и дупла.

Он подсел к Аделе и тревожно заглянул ей в лицо.

— Завтра попробую снова. Если снег перестанет, может быть, сумею найти по следам заячью нору.

Адела стряхнула снег с его плеч и улыбнулась.

— Хорошо хоть что-то поймал. Сильно метет?

— Так валит, что ни зги не видать!

Дверь с грохотом распахнулась в третий раз. От резкого порыва ветра Адела поежилась. В проеме стоял Сигнус. Все изумленно уставились на него. Рука его была по локоть в алой крови.

Первым пришел в себя Осмонд.

— Что случилось? Ты ранен?

Сигнус удивленно расширил глаза.

— Посмотри на свою руку!

Юноша опустил глаза, словно видел руку впервые.

— Кровь... да, крови было много. Нет, не ранен.

Он опустил мешок на пол. Жипон на груди промок от крови. Сигнус раскрыл мешок — внутри лежала освежеванная овца.

— Аделе необходимо мясо. Если снег не прекратится, нам не выбраться отсюда несколько дней. Овца была старовата, но если варить мясо подольше...

— Ты зарезал овцу? — На лице Осмонда проступило облегчение. — Но у кого, ради всего святого, ты ее купил? Я все тут облазил — нигде и следа фермы!

Сигнус снова опустил глаза на испачканную кровью руку.

— Я ее не покупал.

Адела вскрикнула.

— Украл? Но за кражу овцы тебя повесят! Сигнус, не говори, что рискнул ради меня жизнью!

В комнате повисло тягостное молчание. Стало слышно, как в очаге потрескивают дрова.

Избегая смотреть в испуганные глаза Аделы, Сигнус пожал плечами.

— Я закидал шкуру камнями. Никто не придет сюда в такой снег, а если и придет — пусть попробуют доказать, что мы едим не ту овцу, которую раздобыли Зофиил и камлот.

— Если они увидят тебя в крови, а в котле свежую баранину, то не станут церемониться! — От волнения мой голос сорвался. Наказание за кражу овец было суровым. Кто бы мог подумать, что Сигнус способен так рискнуть!

— Камлот прав, кровь нужно отмыть, — сказала Адела. — Давай сюда жипон и рубаху тоже. Если застирать их холодной водой до того, как кровь засохнет, пятен не останется.

— Нет! — воскликнул Сигнус, но, заметив огорчение на лице Аделы, добавил мягче: — Спасибо, я сам. Незачем тебе пачкать кровью платье.

Оживить овцу мы все равно не могли, так не пропадать же свежему мясу. Мы засунули в котел голову, копыта и потроха, а остальное оставили на холоде. Ветер ослаб, и теперь белые хлопья валили плотной стеной, засыпая землю и овечьи загоны. Сигнус вернулся в хижину в плаще на голое тело, весь облепленный снегом. Мы развесили мокрое тряпье над огнем, и от одежды тут же повалил пар. Однако Сигнус не успокоился и отправился проведать Ксанф. Он поставил кобылу с подветренной стороны хижины, где камни очага грели стену изнутри.

В окне, выходившем на овечьи загоны, не было ставен — пастухи и перегонщики должны приглядывать за своими подопечными. Мне пришло в голову поискать в фургоне какую-нибудь подпорку для мешков с шерстью, которыми мы заслонили дыру.

Ксанф притулилась у стены хижины. Грива лошади побелела от снега. Сигнус привязал к спине своей любимицы несколько старых овечьих шкур для тепла, и поверх них вырос целый сугроб. Неплохо бы захватить из повозки лопату. Если снег будет идти всю ночь, завтра придется откапывать дверь.

По крайней мере, теперь нам было чем набить брюхо. Меня восхищала смелость Сигнуса, но его поступок заслуживал порицания. Мне вспомнился день, когда мы впервые увидели юношу-рассказчика на рыночной площади, в центре которой болтались висельники с раздутыми багровыми лицами. Сигнус не хуже прочих знал, какая судьба ожидает вора. В тот день Осмонд спросил меня, что могло толкнуть человека на такое? Что побудило юношу забыть страх: оскорбления Зофиила или те слова, которые он сказал мне однажды: «Тому, кто причинит вред ребенку, нет прощения»? Неужели Сигнус рискнул головой ради Аделы и Карвина?

Впрочем, возможно, он прав: кому придет охота искать свою живность в такой снегопад? Неужто лучше, если отбившаяся от стада овца сгинет, а мы будем страдать от голода, глядя, как умирает безвинный младенец? Разум твердил мне, что Сигнус прав, но старые порядки слишком прочно засели в голове. Меж тем в земле нашей воцарилась новая повелительница, и имя ей было — чума. И издала она новый закон — чтобы выжить, всяк волен поступать, как знает.

Мы с Осмондом возились с мешками, когда меня озарило.

— А где Зофиил? Неужели до сих пор собирает хворост? Кто-нибудь его видел?

Осмонд покачал головой.

— Только не я. А то бы не удержался и надавал ему тумаков.