пальцы и исследовать пуговицы на его рубашке. — Что бы сейчас сделала любая уважающая себя серрин?

Он выдавил из себя улыбку, сжав губы.

— Уважающая себя серрин сразилась бы со мной один на один. Трусливая серрин привязала бы меня к кровати, поскольку знала, что это её единственный шанс.

Она почти улыбнулась, расстегнула пуговицы его рубашки… одну за другой, а затем провела своей тёплой рукой по его груди.

Несмотря на уверенность, которую она пыталась изобразить, она не смогла скрыть лёгкую дрожь в своих руках — незаметную, без сомнения, человеческому глазу, менее чувствительной человеческой плоти, но он смог её почувствовать. Он слишком хорошо знал её, чтобы не почувствовать этого.

Он снова посмотрел ей в глаза. Глаза, которые всегда выдавали в ней мириады эмоций.

— Трусливая серрин или умная серрин? — спросила она, и эти красивые, опасно глубокие карие глаза на мгновение встретились с его взглядом, но затем она вернула своё внимание к своим пальцам, обводящим контур на его груди. — Раньше ты хотел, чтобы я контролировала ситуацию, не так ли? Взяла на себя инициативу. Проявила себя. Но тогда у тебя с самого начала было твёрдое намерение вернуть себе власть. Ты всегда забираешь власть обратно. Только теперь всё по-другому, не так ли? У тебя нет власти, Калеб. Не надо мной. Больше нет. Ты ещё не Трайян. И я могу помешать тебе стать Трайяном, не так ли? Я могу всё это остановить. Разве не так поступила бы любая серрин на моём месте? И пока ты лежишь здесь, закованный в кандалы, беззащитный и выставленный напоказ, разве любая серрин не воспользовалась бы этим по максимуму?

Она вновь провела рукой по его груди, останавливаясь на сердце, и снова встретилась с ним взглядом, приводя его в восторг, несмотря на его негодование и страх.

— Только я — не она, Калеб. Точно так же, как я — не Фейнит. Жаль, что я не могла заставить тебя это увидеть, — она потянулась за ножом и медленно провела им по его груди. — И, быть может, я и не очень активна, но я училась. Я знаю то, чего не знаешь ты. Много чего ты не знаешь. Ты спросил меня, знаю ли я, как трудно вогнать что-то в вампира, — она провела лезвием по его боку. — Это будет трудно, только если ты попытаешься вонзить что-то через грудную клетку, Калеб. Не так трудно, если вводить сбоку, — она провела лезвием вверх по его коже, — скользя под грудную клетку. Сердце там такое уязвимое. Это звучит так по-медицински, не правда ли? Но гораздо эффективнее.

Она снова приставила нож к его сердцу.

— А что, если я скажу тебе, что, по правде говоря, знала о Софи? — добавила она. — Что я знала об её работе на Альянс. Что знала об их нацеленности на Джейка и тебя. Что я примчалась сюда, потому что поверила, что ты узнал о нас. Что, если я также скажу тебе, что поняла, кто ты такой, в ту же секунду, когда наши глаза встретились? Что с тех пор я ждала своего шанса остаться с тобой наедине, подальше от Джейка, подальше от безопасности твоего клуба, подальше от того места, где кто-нибудь может услышать твои крики? Ты бы всё ещё верил в это?

Нет. Его сердце бешено заколотилось, а желудок сжался в узел, он не поверит этому.

Он посмотрел ей в глаза, почувствовал глубокое волнение от предательства, и это было последнее, во что он мог поверить прямо сейчас.

— Так что? — спросила она. — Веришь в это?

— Это что, какой-то вопрос с подвохом?

— Я хочу знать, действительно ли ты ничего не узнал обо мне. Неужели ты думаешь, что хоть что-то из этого может быть правдой. Я хочу знать, настолько ты зациклен на своих предвзятых идеях, что никогда не сможешь заглянуть за их пределы.

— Единственный способ заглянуть за них это если ты меня развяжешь.

— И каким же тогда будет моё наказание, Калеб? Как далеко ты зайдёшь в этом на этот раз? Что именно ты собирался делать, если бы мы не вывалились из ванны?

Он изобразил улыбку.

— Я оставлю это на усмотрение твоего воображения.

Она подняла лезвие так, чтобы оно оказалось вертикально над его сердцем.

Он затаил дыхание и напрягся.

— Ты заслуживаешь этого? — спросила она, встретившись с ним взглядом. — Ты заслуживаешь, чтобы я покончила с этим?

Он прямо выдержал её взгляд. Если она хотела лишить его жизни, то он, чёрт возьми, точно не умолял об этом. Она блефовала. Каждый инстинкт в нём подсказывал, что она блефует — каждый защитный механизм, который не хотел признавать, что она, наконец, может стать той, кто уничтожит его.

И нет, он не верил, что она что-то знала об этой подставе — он знал это где-то глубоко в своём сердце. Что-то, чего он не мог принять из страха перед тем, во что это могло перерасти, те чувства, которые росли с тех пор, как она посмотрела на него в ответ, сжимая лямки своего рюкзака и пытаясь поторговаться с ним.

— А ты как думаешь? — спросил он.

Она оседлала его лёгким, чувственным движением. Её мягкие волосы коснулись его щеки, когда она наклонилась над ним, всё ещё сжимая нож в руке, и упёрлась кулаками по обе стороны от его головы.

— По-твоему, я заслуживаю того, как ты со мной обращался? — спросила она.

— Исходя из настоящего момента? Абсолютно.

Её глаза вспыхнули, давая ему понять, что это был не тот ответ, которого она ожидала.

— И ты не испытываешь ни стыда, ни сожаления за своё поведение? — спросила она.

— Тебе действительно это нравится, не так ли? — спросил он, не в силах сдержать негодование. — Власть надо мной? Что проносится у тебя в голове? Какие возможности? Какие глубокие, тёмные подавленные фантазии ты жаждешь воплотить в жизнь? Я вижу это по твоим глазам. Я создал тебя. Почему я должен испытывать стыд и сожаление из-за того, что раскопал то, что, по моим словам, было там с самого начала?

— Потому что за этими дверями целый мир вампиров. Только теперь без ожидания Tрайяна, чтобы защитить их. Как ты сказал, ты привёл меня сюда, и это делает меня твоей ответственностью. И то, что начнёт происходить из-за этой ситуации, это тоже является твоей ответственностью.

Она посмотрела в окно, явно намеренно, чтобы подразнить его.

Она снова посмотрела на него.

— На твоём месте я бы испытывала адское сожаление и стыд, — она наклонилась достаточно близко, чтобы поцеловать