растет. Когда я впервые был в штате Мэн.

И опять замолчал. Селия покосилась на отца – что он хотел сказать?

– Вторая фаза. Когда я вроде бы должен был вырасти. Когда твоя мама забрала тебя и уехала в Лоуэлл.

Селия чуть не до крови прикусила губу. Отец никогда с ней про это не говорил.

– Как бы я хотел, чтобы ничего этого не было… Всю жизнь раскаивался.

– Ты имеешь в виду интрижку с миссис Шеридан?

– Да. Хотя нет. Не могу себе простить, что я никаких усилий не приложил, чтобы забрать вас домой.

– Забрать… странное слово. Никого нельзя “забрать” против воли.

– Попытаться-то можно было.

– Не знаю. Мама… она вряд ли вообще понимала, что значит “прощать”.

– И заболела, – севшим голосом сказал Тед. – И опять я ничего не мог сделать.

– Папа! Ты не виноват в маминой болезни. Никто не виноват.

Селии захотелось плакать. Что-то уж чересчур слезливой она стала. Возможно, потому, что в последнее время она тоже часто вспоминала мать.

Их с внезапным воем обогнала громадная фура. Селия инстинктивно вцепилась в руль. Еще не меньше часа езды. Она долго выбирала эту охотничью хижину, старалась найти что-то подальше от цивилизации.

– И не забудь: третья фаза. Когда из закоулков мозга выползает мудрость и прет изо рта, из ушей и ноздрей.

Селия благодарно улыбнулась. Ей вовсе не хотелось грустить.

– А ты, Тыквочка? Ты еще не собралась завести ребенка? Уже большая вроде бы.

– Что? – Она засмеялась. – Ребенка?

– Это единственное, что имеет ценность, – серьезно произнес Тед. – Говорю с высоты третьей фазы. Моя мудрость не имеет границ, и вот что я тебе скажу: только дети делают нас людьми.

– Папа! Я ведь даже не замужем.

– Тебе выйти замуж проще простого. Я видел, как этот доктор на тебя смотрел. Я серьезно, Селия. Я бы давно загнулся, если бы не ты. Но будь уверена, он в тебя влюблен, этот симпатичный доктор. Дэвид его зовут, да? Да ты и сама прекрасно знаешь.

Селия попыталась придумать какой-нибудь шутливый или хотя бы нейтральный ответ, но в голову ничего не пришло. По обе стороны по-прежнему нескончаемой стеной стоял темный загадочный лес. Вспомнила, как несколько недель назад рыдала в отцовском пикапе – сожалела об упущенных возможностях и половинчатых решениях. Время движется только в одном направлении, и сделать с этим ничего нельзя.

Но его можно догнать, чем она и занята. Вспомнила Дэвида, его лучистые карие глаза. Приезжай, как только вернешься, сказал он.

Еще бы! Так она и сделает. И никогда его не отпустит.

* * *

Беньямин преодолел последний холм. Жилье у них лучше не придумаешь – вилла на двух владельцев, изумительный вид на море. Рядом парк и терренкур. Все замечательно, но от Портлендского медицинского центра довольно далеко. Машины у них нет, да и потребности в ней не было – если надо куда-то съездить, можно взять напрокат и не ломать голову с парковкой.

Их сторона виллы обращена к морю. Квартира намного просторнее, чем в Бостоне, – в небольших городах цены на жилье заметно ниже. Портленд, конечно, совсем уж небольшим не назовешь, но все-таки атмосфера города, где все друг друга знают, смотрят в глаза и здороваются при встрече. Лиза уже подружилась с несколькими обитателями соседних вилл.

В кармане завибрировал айфон. Он улыбнулся – наверняка Лиза. Но оказалось, что нет, не Лиза. Секретарь из больницы. Исчез один из пациентов.

Сердце забилось так, будто его вызывали на допрос в полицию. Конечно, червячок сомнения шевелился с той самой минуты, когда он позволил Селии увезти отца. Он нарушил все правила и предписания. Попробовал вспомнить – нет, никогда раньше он ничего подобного себе не позволял.

– У нас есть разрешение. – Он прокашлялся, разнервничался и даже остановился. – Все задокументировано.

– Совершенно верно. Задокументировано, но как-то странно. Противоречиво. В одном журнале стоит, что пациент отправлен на контрольное исследование, а в другом – что он выписан.

– Пациент по особым показаниям переведен на две недели в другое учреждение… – Беньямин и сам почувствовал, насколько неубедительно прозвучали его слова.

Он совершенно не умел врать. Лиза его постоянно этим дразнила. Краснел, бледнел, даже голос менялся. Если заведешь любовницу, я тебя сразу выведу на чистую воду, смеялась она.

– На две недели, – набравшись смелости, твердо произнес он. – Потом его вернут к нам.

– А с руководством согласовано?

Потерять должность из-за этой истории проще простого. А может, и хуже. Первый год они с Лизой жили по визе, потом получили вид на жительство, так называемую грин-карту. Это продолжалось пять лет, то есть они уже несколько месяцев имели право подать на гражданство, но почему-то не подали. Недавно говорили с адвокатом, тот настоятельно рекомендовал им получить гражданство. Имеет большие преимущества, сказал он. К примеру, вы нарушили закон. Если мелкое нарушение, то гражданин США получит штраф или предупреждение, вы же просто-напросто вылетите из страны.

Но они все тянули. Одно дело – жить в чужой стране, но совсем другое – стать ее гражданами. Почему-то это казалось изменой. Непонятно почему, но все-таки изменой. Да и Лиза мечтает вернуться в Швецию.

– Мы следовали всем предписаниям, – ломким голосом соврал Беньямин и сам почувствовал, что краснеет.

Сердце колотилось, как гвоздезабивной пистолет. Ну что тут особенного, медсестра проверяет журналы, никакой опасности. Он зажмурился и крепко сжал телефон.

– Нам нужна ваша подпись, – заключила она.

– Завтра утром подпишу. Никаких проблем.

– Спасибо.

Беньямин, стараясь унять дрожь в руке, сунул телефон в карман. Вроде бы обошлось, но он прекрасно понимал – облегчение временное. Факт остается фактом: несмотря на строжайший приказ, он позволил одному из добровольцев покинуть Портлендский медицинский центр.

Постарался представить лицо Теда Йенсена, его взгляд, но ничего не вышло – вспомнился окровавленный глаз Генриетт Реш.

Преодолел последний подъем, набрал код и начал подниматься по лестнице. Еще внизу он услышал отчаянный рев Лео. Соседи наверняка в ярости, но что тут можно сказать? Дети – это святое.

Надо поторопиться, Лизе пришлось выносить этот плач полдня, а он сидел в своем кабинете, перечитывал истории болезни, а если по большому счету, то ничего не делал – наблюдал за процессом. Жена в одиночку ведет изнуряющую борьбу с капризным малышом, а он наблюдает за процессом – как раз против этого женщины борются еще со времен Вирджинии Вульф, та еще в двадцатые годы прошлого века ничего так не хотела, как иметь собственную комнату.

Беньямин через ступеньку взлетел по лестнице и открыл дверь. Лиза в прихожей обувалась – собралась на