Как правоверный коммунист, «Большой шеф» тут же оговаривается: «…Гиринг и его друзья… нахально лгут, утверждая, будто Третий рейх желает заключить с Советским Союзом сепаратный мир. В ноябре 1942 года я твердо знаю (впрочем, знаю я это еще с осени 1939 года), что в руководстве партии, равно как и в некоторых политических и военных нацистских кругах, лелеют надежду на компромисс с Западом и что если и будет какой-то сепаратный мир, то заключат его с „капиталистами-плутократами“ – будь они „алкоголиками“ или „паралитиками“ – и, само собой разумеется, за спиной СССР».

Тут Треппер лукавит. Осенью 39-го, когда были заключены советско-германские пакт о ненападении и договор о дружбе и границе, когда Сталин и Гитлер по-братски разделили Польшу, мысль о мирном соглашении Германии с Западом, да еще за спиной СССР, вряд ли могла прийти в голову советскому разведчику. На самом деле в руководящих кругах Германии имелись сторонники сепаратного мира как с Москвой, так и с Западом. К последним, в частности, принадлежал Вальтер Шелленберг, который, в свою очередь, подозревал Бормана и Мюллера в намерении достичь соглашения с Советским Союзом.

Понятно, почему Гиринг раскрыл перед Треппером все карты. Ведь гестапо было заинтересовано в том, чтобы в Москве как можно скорее узнали о провале «Красной капеллы». Передавать через нее стратегическую дезинформацию не было никакой возможности. К тому времени советская сторона уже знала о провале наиболее ценных берлинских агентов. Оставшаяся агентура на оккупированной территории, работавшая под контролем гестапо, ранее доступом к серьезной информации не располагала, и было очень трудно разработать правдоподобную версию, почему они вдруг такой доступ получили. Сообщать же в Москву ложные сведения о положении во Франции и Бельгии и передвижении там немецких войск, что, в принципе, можно было делать от имени Треппера и его людей, не имело большого смысла. Ситуация на Западе имела для Москвы лишь второстепенное значение. Потому-то Мюллер и Борман изначально решили использовать оказавшуюся в их распоряжении радиосеть «Красной капеллы» для зондажа сепаратного мира. Причем делали они это втайне от Гитлера. Вплоть до поражения на Курской дуге и краха Италии фюрер и слышать не хотел о сепаратном мире ни с западным, ни с восточным противником. Позднее же он был уверен, что сносных условий ни в Москве, ни в Вашингтоне и Лондоне добиться не удастся, пока западные союзники и Советский Союз не вступят в открытую конфронтацию друг с другом. Очевидно, «Сладкая парочка» Мюллер и Борман собиралась сообщить Гитлеру о своих контактах с Москвой только тогда, когда удастся выработать приемлемые условия мирного договора. До тех пор зондаж сепаратного мира с Москвой приходилось маскировать под разведывательную радиоигру.

Треппер увлеченно описывает, как он дурил гестаповцев и не раз посылал в Москву и оставшимся на воле соратникам сигналы о своем провале. Как пишет в послесловии к русскому изданию его мемуаров А. И. Галаган, «с 25 декабря 1942 года начала работать под контролем гестапо радиостанция Л. Треппера… После ареста Треппер, будучи хорошо осведомленным о полном провале всей нашей сети в Бельгии, Голландии и во Франции, а также о планах, замыслах и целях затеваемой гестапо радиоигры с Центром и понимая последствия этой игры, принимает решение во что бы то ни стало предупредить Центр о действительном положении вещей и дать ему возможность взять инициативу в свои руки, повернуть игру в обратную сторону в целях дезинформации немецкого командования… Первым его шагом в этом направлении была попытка предупредить представителя ФКП Мишеля о своем аресте в надежде, что последний сообщит об этом в Центр. Ему удалось это сделать.

29 декабря 1942 года Центром была получена телеграмма по линии ФКП, в которой говорилось, что дней 12 назад исчез Лео (псевдоним Треппера. – Б. С.)… Однако эта телеграмма также осталась в Центре без внимания.

После этой операции Л. Треппер убеждает гестапо в необходимости проведения с той же целью второй операции с использованием кондитерского магазина Жюльетты. В результате этой весьма рискованной для него операции он сумел передать Жюльетте написанное им в гестапо подробное и чрезвычайно важное сообщение, которое она переправила в нужный адрес. В нем говорилось, что в результате заговора немецкой контрразведки Треппер, Гроссфогель, Кац, Робинсон и другие находятся в течение пяти месяцев в тюрьме…

О получении доклада Треппера Центр был информирован телеграммой от 7 июня 1943 года (в редакционном примечании же, содержащемся в тексте мемуаров, утверждается, что телеграмма поступила в Москву только в июле 1943 года. – Б. С.).

После получения доклада Л. Треппера Центр взял инициативу в свои руки и начал вести радиоигру с гестапо в своих интересах…

В середине августа 1943 года Л. Треппер узнает об аресте работника ФКП Фернана Пориоля (Дюваля), через которого, как он полагал, прошел доклад, переданный им в Центр. Опасаясь, что Дюваль может не выдержать пыток и сообщить гестапо об этом факте, он в сентябре 1943 года совершает побег из гестапо и скрывается до освобождения Парижа».

Обстоятельства этого побега просто поразительны. Настоящая сказка со светлым концом, где герой дурачит силы зла. Вот что рассказывает об этом сам Треппер: «Мы с Бергом (заместителем начальника зондеркоманды „Красная капелла“ Хайнца Паннвица, сменившего умершего от рака горла Гиринга. – Б. С.) едем по Парижу, приближаемся к цели. Берг, как и полагается, вручил мне мое удостоверение и банкноту в пятьсот франков. С предельно участливым видом я осведомляюсь:

– Как вы себя чувствуете сегодня?

– Все хуже и хуже… (Кажется, он как-то особенно удручен…) Нам нужно заехать в аптеку.

Мы подъезжаем к аптеке Байи. Берг объят полудремой. Я легонько толкаю его локтем и говорю:

– Приехали, вы войдете?

В ответ я слышу совершенно невероятное:

– Поднимитесь, купите лекарство и быстро возвращайтесь…

Что у него на уме? Что еще за маневр? Хочет меня испытать? Я очень спокойно смотрю ему в глаза и говорю:

– Но, позвольте, Берг, в этой аптеке есть другой выход.

– Я всецело доверяю вам, – отвечает он, смеясь, – и потом, я слишком устал, чтобы карабкаться по этажам.

Я не заставляю его повторять это дважды. Вхожу в аптеку и… почти сразу же покидаю ее с другой стороны. Через несколько минут я в метро. Сажусь в поезд».

Как мы только что убедились, Треппер был немало удивлен поведением гестаповца, сделавшего все необходимое для успешного побега. Вилли Берг не только снабдил двойного агента деньгами и аусвайсом, но и позволил ему в одиночку пойти туда, откуда не бежать мог только ленивый. И, самое интересное, после, казалось бы, столь очевидного провала, заместитель Паннвица благополучно остался на своем посту.

Треппер после побега посетил несколько квартир. И по странной закономерности их хозяева вскоре арестовывались гестапо. Вот как Треппер описывает свой дальнейший путь: «В половине первого я в Сен-Жермене… Мне известно, что летом 1942 года сын Джорджи, Патрик, был помещен в какой-то пансион в Сен-Жермене, руководимый двумя сестрами-учительницами… Легко нахожу упомянутый пансион… Что касается Джорджи, то она… быть может, продолжает жить в Везине. Поздно вечером Джорджи… оказывается на проводе. Она немедленно прибегает, очень взволнованная встречей со мной… Мы решаем просить супругов Кейри, у которых живет Патрик, приютить меня. У них свой особняк в Сюрене… В Сен-Жермене зондеркоманда арестовывает обоих сестер… На другой день гестапо наносит удар по вилле в Везине. Свора приближается, и через несколько дней, если не через несколько часов, ее громкий лай раздается в Сюрене… Теперь я спрятан у Спааков… 17 октября… арестовывают Джорджи… 8 ноября 1943 года Сюзанна Спаак оказалась жертвой доноса. Тогда-то и начались ее мучения, завершившиеся лишь смертью в августе 1944 года…».