ни тем более Картеру, не рассказывала, что чувствовала на самом деле. Только бумага могла стерпеть весь кошмар, творящийся у меня на душе. Только там записаны абсолютно все отцовские унижения. С первого по последнего.

Когда отец забирал меня из больницы, врач категорически не хотела отпускать, объясняя ему, что всё лечение проплачено одним молодым человеком и ему не о чем беспокоиться. Что мне необходима медицинская помощь. Что у меня не очень хорошие показатели крови. Что у меня серьёзное сотрясение мозга и мне нужно наблюдение. Но ему было всё равно на моё состояние. У него в глазах застыла безжалостность и желание отомстить за нападение на него.

Когда я узнала, что он обратился в полицию с обвинениями в сторону Трэвиса, то мой затуманенный разум отказывался воспринимать истинный масштаб катастрофы. Но проведя два дня дома, я осознала абсолютно всё. Начиная с методов нашего воспитания и заканчивая своим отражением в зеркале. Я поняла, что отец сделал свой выбор. Он не хотел меняться. Он прогрессировал со своими демонами. Он пошёл дальше, чем варварские особенности его поведения. Он стремительно гнал в сторону точки невозврата. Хотя для меня это точка уже наступила.

Я не дам показаний против Трэвиса. Он не сядет по лжесвидетельствам моего отца. Как говорил Трэвис: «Не в мою смену».

Я тоже сделала свой выбор. Он непростой, а с другой стороны, очевидный. Я была жертвой, хотя ненавидела это слово всей душой. Ненавидела жалость и снисхождение. Ненавидела быть обязанной и зависимой. Но я больше не могла быть молчаливой невидимкой.

Хватит. Надоело. Я есть. Я существую. Я всё ещё живу и дышу.

А значит, я просто обязана дать настоящий отпор тому, кто загнал меня в угол. По-настоящему загнал. Я столько молчала, а теперь ещё и должна была соврать, чтобы мой отец и дальше мог издеваться надо мной?! Он серьёзно думал, что я пойду на поводу у его демонов?! Он реально верил, что я марионетка в его руках?! Он действительно был уверен в собственной правоте и безнаказанности?!

Что ж… Ему же хуже. Падать будет больно, но ничего, переживёт. Я же справилась со всеми его ударами. Значит и он выдержит один мой. Зато какой.

Подойдя к полицейскому участку, я ощутила какую-то свободу. Как при управлении ракетой Трэвиса, почувствовала, что всё в моих руках.

— Добрый вечер, я бы хотела написать заявление, — обратилась к одному полицейскому, сидевшему за столом, который показался мне смутно знакомым.

— Что случилось? — бросил он мне, жуя жвачку и даже не поднимая глаз.

— Меня зовут Джойс Палмер, и я хочу заявить о побоях, — выдала ему.

Внутри меня появилось незнакомое мне чувство, предвкушения и уверенности.

— Палмер?! — вскинул на меня мутно-голубые глаза. — Так вы же завтра должны прийти?

И тут до меня дошло, что однажды я видела его вместе с отцом. Тогда мы были во дворе с Картером, и отец разговаривал с ним недалёко от нашего дома.

Вот же чёрт! Настоящая засада!

— Я… Пришла сейчас… — начала судорожно соображать, что же мне делать.

— Приходите завтра, — отчеканил он, вновь потеряв интерес ко мне. — Мы сейчас не примем у вас ничего.

Перед глазами всё закружилось. Ноги подкосились, и я схватилась за стол этого копа.

Нет! Нет! Нет!

Завтра будет поздно!

— Эй, Эдисон, что тут у тебя? — подошёл другой полицейский.

— Да ничего особенного, — бросил ему. — Девушка хотела подать заявление, я сказал, что приму завтра утром.

— А почему не сейчас?! — удивился второй коп.

Я стояла, опустив голову и стараясь набрать в лёгкие побольше воздуха, чтобы не упасть в обморок. Перед глазами появились тёмные пятна, паника буквально подкрадывалась и готова была вцепиться в меня своими цепкими когтями.

Надо было что-то придумать. Но что?!

— Просто не сейчас, — раздражённо ответил этот Эдисон.

— Мисс? — обратился ко мне второй коп, и я подняла голову, посмотрев на него. Его глаза распахнулись от удивления, пока он рассматривал моё лицо. Потом он, прищурившись, склонил голову набок, словно о чём-то размышлял. — Как вас зовут?

— Джойс Палмер, — тихо ответила ему.

В его глазах что-то вспыхнуло, потом он посмотрел на этого копа, который увлечённо изучал какие-то бумаги.

— Меня зовут Глен Брайт, пройдемте со мной, — кивнул мне в сторону коридора.

— Брайт, да я сам с ней разберусь, — вклинился Эдисон, отложив бумаги. — У тебя и без неё забот хватает.

— Это теперь моя главная забота, — ответил ему, аккуратно положив мне руку на плечо и подтолкнув в сторону его кабинета.

Почему-то я не чувствовала от него угрозы, но меня всё равно била нервная дрожь.

На ватных ногах я пошла вперёд, не понимая, что здесь происходит. Эдисон очевидно тот самый коп, который должен был состряпать дело против Трэвиса.

— Брайт, оставь её. Это моё дело, — подскочил Эдисон, явно занервничав.

— Не в мою смену, — с каким-то оживлением произнёс мистер Брайт и от этих слов сердце подскочило в груди.

Эти слова я слышала только от Трэвиса и сейчас они были так кстати. Может, это был знак, что теперь всё закончится?! Может, это знак, что ему можно доверять и здесь не все продажные?

— Заходите, Мисс Палмер, и присаживайтесь. Не бойтесь, здесь вам ничего не угрожает, — закрыл дверь прямо перед носом Эдисона. — На кого вы хотите заявить? — тут же спросил он, сев за стол напротив меня.

— На своего отца, — быстро ответила ему и его лицо вмиг преобразилось.

Он улыбнулся, вызвав у меня искреннее удивление. Что за фигня?! Ему сказали такую страшную вещь, а он не удивился, а обрадовался?! Его серо-голубые глаза буквально засверкали. На вид ему было лет 45. Он был среднего роста, нельзя сказать, что очень высокий. Но телосложение для взрослого мужчины было хорошим, подтянутым. Короткая стрижка, светло-русые волосы, гладко выбритое лицо, морщинки вокруг глаз, свидетельствующие о том, что он часто улыбался.

— Значит, Эдисон и ваш отец… Интересно, — задумчиво произнёс он, откинувшись на спинку своего кресла и постукивая пальцами по столу.

— Я не совсем понимаю о чём вы? Вы знаете моего отца?!

— Нет, дорогая. Я знаю Трэвиса, — улыбнулся мне, и я в шоке распахнула здоровый глаз.

— Мой отец хочет, чтобы я выдвинула ложные обвинения против Трэвиса, — произнесла я, на что мистер Брайт кивнул головой, словно ему это и так известно. — Но я не буду этого делать. Я принесла свой дневник, где описаны все случаи побоев. Не знаю, нужно это или нет, но на всякий случай взяла с собой, — выложила дневник на стол. — Там закладки сделаны для удобства.